Смерть на моей стороне (СИ)

Попытки создать Лизе беззаботное детство канули в Лету. Фоменко неоднократно пытался выманить её, в том числе и книгами, что остались в казармах, но тщетно: ни сама девочка, ни её товарищи настроены на это не были. Где-то в глубине души Александра была надежда на то, что майор не так страшен, но бумаги, что всё-таки удалось спасти Марине, это дело успешно исправляли.

Константин все эти дни не выпускал из рук оружие. Он не скрывал того, что было страшно. Это было нормально, ведь неуверенность в том, будешь ли ты завтра вообще жить, всегда порождает страх.

На третий день в этой клетке становилось скучно. Было видно, что здесь безопасно, спать ради этого приходилось по очереди. Единственное, за чем могли прийти солдаты, так это за едой, и то, пока не видит этого Фоменко. По их разговорам было слышно, что вера в майора явно пошатнулась. Особо радовал Михайлюк — он явно мужчине не доверял, но уйти от него не мог из-за страха. Солдат сказал, что майор был прямолинеен и обещал так или иначе убить каждого, кто покинет его сторону.

Пользуясь тем, что почти все спали, Марина выбралась из скромного убежища. Она вела себя тихо, постоянно оглядывалась и смотрела под ноги. В комнате, где они до всего этого хаоса жили с Лизой, было пусто. Она взяла пару книг, какую-то тетрадь с карандашами. Женщина даже почти дошла до безопасного места.

Но вдруг её толкнули. Марина упала, роняя всё, что было у неё в руках, после чего обернулась. Это был Фоменко и две его основных пешки. Женщина закричала, на что из арсенала выглянули Константин с Александром. Оба были вооружены. Как и солдаты, что теперь держали Марину за обе руки. Как и Фоменко, который руководил всем этим.

— Ну что, теперь поговорим? — с прежним безумием в глазах начал майор.

— Чего ты хочешь? — шаг вперёд сделал Константин.

— Власти, — ухмыльнулся в ответ Фоменко. — И, желательно, вашей смерти.

— Власти? — Широков засмеялся и подошёл ближе, сняв карабин, что отдал ему Матвей, с предохранителя. — Чем ты тут властвовать собрался? Тараканами, которые твой труп обглодать придут? Или младшими по званию, которые в большинстве своём дождаться не могут, когда дружно отсюда свалят?

— У меня есть как минимум она, — мужчина указал пистолетом на Марину, пожав плечами. — Наверняка самая мелкая тоже не сможет за себя постоять. Или вы её там как цепного пса дрессируете?

— Ей не придётся за себя стоять.

— Да ну? — лицо Фоменко вновь стала украшать безумная ухмылка. — Я в жизни не поверю, что ты в меня выстрелишь, пока рядом она, — он вновь намекал на Марину, после чего посмотрел на стоящего позади Широкова Александра. — Что про него уже говорить. Оба зацепить побоитесь.

— Ты не уверен, что я смогу в такую объёмную мишень попасть? — Константин прицелился.

— Зато я уверен, что ты не выстрелишь, — майор схватил Марину за волосы и поднял перед собой, приставив пистолет к её голове. — Ты ведь не хочешь, чтобы её зацепило?

— Мне плевать, — Широков усмехнулся. — Патрон сквозь неё пройдёт насквозь, это не страшно. А вот тебе уже тяжко придётся, майор.

Александр с трудом себя всё это время сдерживал. Он крепко сжимал автомат. Крепко до такой степени, что самому мужчине казалось, что скоро он банально сломает оружие, которое, в соответствии со всеми стереотипами, сломать нереально.

Услышав о наплевательском к ЕГО женщине отношении, Александр словно перешёл в другой режим. Внутри что-то замкнуло. Кровь, казалось, начала застывать. Мир становился ярче и чётче. По обонянию разом ударили запахи, которые до этого были неощутимы. Дубровский прекрасно понимал, к чему это всё идёт.

Солдаты остались стоять на своих местах, а Фоменко, продолжая тащить перед собой Марину, обернулся к остальным спиной и направился в своё логово. Майор чувствовал себя в безопасности. Женщина же не знала, чего ей ждать.

Как только он скрылся за изгибом коридора, предохранитель Александра слетел окончательно. Всё его тело единовременно напряглось до такой степени, что из рук выпал автомат. Константин обернулся на грохот. Теперь Широков чувствовал не страх, а ожидал неизбежного: его товарищ обращался, а значит это могло лишь одно. Чью-либо неминуемую гибель.

Процесс, который происходил довольно быстро, не успел даже завершиться, а Дубровский уже ринулся в бой. Он накинулся сначала на одного солдата, словно пытаясь его разорвать, затем переключился на второго. Человечное в нём всё дальше и дальше отходило на задний план. Александр не контролировал зомбированную часть себя. По нему открыли стрельбу, пытаясь отступать, но до определённого момента мужчина не реагировал. Когда этот момент наступил, что-либо делать было поздно. Он едва дышал, а вернуться в человеческую форму почему-то не мог. Чёрная кровь вытекала из ран, а солдаты отступали, пытаясь спастись. Самоконтроль вернулся, но толку от этого не было. Единственное, что испытывал Александр — боль. Всё, на что он надеялся — регенерация в этой форме.