Смерть на Параде Победы

Выпили не чокаясь и сразу же налили по второй — за победу. Третий тост, по обычаю, был за Верховного Главнокомандующего, четвертый за встречу, пятый за то, чтобы сбылись мечты, а все остальные тосты отложили до следующей встречи, потому что коньяк закончился, а перебивать благородный напиток соседкиным самогоном не хотелось. Впрочем, по особому заказу Алевтина изготовляла и коньяк, точнее, нечто отдаленно похожее на коньяк. Настаивала первач на сушеной рябине, затем «заправляла» жженым сахаром (сахар у нее всегда водился) и добавляла немного дефицитнейшей ванили, которую покупала у знакомых спекулянтов. «Сахаром оно, конечно, дороже, чем чаем, — с гордостью говорила она, — но он вкус дает и в осадок не откидывается». Но, несмотря на все ухищрения, получавшемуся напитку до коньяка было далеко, как Алтунину до маршала. Цветом вроде похож, а как шибанет в нос самогонной ядренью, так сразу понимаешь, что напиток с расейских, а не с Елисейских Полей.

На следующий день, после утреннего совещания, майор Ефремов попросил Джилавяна с Алтуниным задержаться.

— Ну вот что, — начал он, переводя тяжелый взгляд с одного на другого. — По уму мне полагается развести вас в разные стороны, чтобы вы как можно меньше соприкасались по службе. Но у меня такой возможности нет, поэтому будете работать как работали. Ты, майор, не свирепствуй и зла не держи, а ты, капитан, так больше не делай… Черт! Чувствую себя воспитательницей детского сада! Короче говоря, — объяснитесь друг с другом и постарайтесь забыть о случившемся! Это приказ!

Приказ оказался как нельзя кстати. В своей новой роли Алтунину стоило поддерживать со всеми хорошие отношения и прикидываться простаком. Деятельным, усердным, но не слишком-то проницательным. К тому же, если рыба сорвалась с крючка, надо немного выждать, и только потом забрасывать наживку по новой. Он и сам хотел после совещания поговорить наедине с Джилавяном, а тут еще более удобный случай представился.

— Ты прости меня, Арменак Саркисович, — покаянно сказал он, глядя прямо в глаза Джилавяну. — Нечистая сила, как говорили раньше, меня попутала. Один засранец шепнул, что у тебя со Славкой-Черепом какие-то дела были, и сразу после этого я тебя вдруг в ресторане увидел…

— Что, позавидовал? — Джилавян неприятно искривил тонкие губы.

— Не без того, — признался Алтунин, вспоминая о том, как вчера Ряботенко сказал: «Поинтересуюсь я твоим Джилавяном». — Ты уж прости.

— А кто сказал про меня и Славку?

То, что подобный вопрос будет задан, сомнений не было, поэтому Алтунин заготовил подходящую легенду. Ссылаться на Левковича было бы неправильно. Правильнее сослаться на кого-нибудь из блатных, а в «конфиденты» Джилавяну выбрать какого-нибудь бандитского главаря из самых неуловимых. Четырежды судимый Вячеслав Паливода, прозванный Черепом за привычку к бритью головы, как нельзя лучше подходил на роль конфидента. Череп славился не только дерзостью, но и коварством. Самый тот типаж.

— Коля Стулов с Зацепы. Мы с ним на рынке столкнулись, поговорили…

— Ешкин кот! — не стесняясь начальника отдела, Джилавян ударил кулаком по столу. — И ты, Алтунин, с Колиных слов заварил эту кашу?! Ты разве не знаешь, что Коля с сорокового года не в себе, с тех пор, когда его в Таганской тюрьме на прав ило поставить. [21]собирались? С него свои же урки теперь не спрашивают, потому что знают, что он того! — Джилавян остервенело крутанул указательным пальцем у виска. — А ты ему поверил?!..

Валить на Колю Стулова можно было без опасений — какой с дурачка спрос.

— Я погляжу, у тебя эта подозрительность начала в систему входить! — очень кстати вставил начальник отдела, довершая образ свихнувшегося на бдительности бывшего смершевца.

— В систему? — Джилавян вопросительно посмотрел на начальника, но тот махнул рукой, отстань, мол.

— Больше не повторится! — гаркнул Алтунин, вставая по стойке смирно.

— Будет работа из-за ваших выкрутасов страдать, три шкуры спущу! — пообещал начальник.

Учитывая его настроение, Джилавян воздержался от своего обычного присловья: «Хрен с ними со шкурами, погоны бы сберечь». Выйдя от начальника, он посмотрел на Алтунина и многозначительно произнес:

— Ладно, будем работать. Езжай-ка на Преображенский рынок и разберись, что за банда там объявилась.