Смерть на Параде Победы

Выйдя из райотдела, Алтунин ощутил сильный голод и понял, что до Управления он не дотерпит. Да и не факт еще, что в родном отделе не развернут с порога на очередное преступление.

Метрах в ста от райотдела виднелась вывеска столовой, в которую Алтунин и направился. Вошел в заполненный народом зал, изучил коротенькое меню, выбрал борщ, картофельные оладьи и вместо чая яблочный компот, расплатился, взял тарелки и начал оглядываться в поисках свободного места. Изучив обстановку, Алтунин направился к угловому столу, за которым сидел белобрысый мужчина в видавшем виды синем бостоновом костюме. Увидев приближающегося Алтунина, белобрысый придвинул ближе к себе тарелку со вторым — свекольные котлеты с картофельным пюре — и приглашающее мотнул головой, садись, мол, товарищ.

Алтунин поблагодарил его кивком, поставил тарелки на стол и сходил за компотом и приборами — ложкой и вилкой. Пока он ходил, блондин уже успел расправиться с первым и занялся вторым. Если борщ он ел быстро, ложка так и мелькала в воздухе, то сейчас принялся смаковать — ковырял вилкой котлету, подцеплял маленький кусочек, отправлял в рот и сосредоточенно жевал, прикрыв глаза.

— Любите свеклу? — спросил Алтунин, потому что как-то неловко было подсесть к человеку за стол и не перекинуться с ним словечком-другим.

— Терпеть ненавижу, — белобрысый широко улыбнулся, демонстрируя крупные, ровные зубы. — Пытаюсь внушить себе, что ем мясо.

— Теперь уж недолго ждать осталось, — обнадежил Алтунин. — Скоро и мясо будет, и сало, и селедка с колбасой.

— Конечно, будет, — согласился белобрысый. — Задавили фашистскую гниду, теперь все у нас будет.

— Воевал? — спросил Алтунин.

— Воевал, — ответил блондин. — Три года, пока под Минском снарядом не контузило.

Общие невзгоды способствуют сближению.

— Надо же! — удивился Алтунин. — И меня, представь себе, тоже снарядом контузило. Только под Нарвой. С тех пор башка трещит периодически, напоминает о себе. А у тебя не трещит?

— У меня припадки бывают, — погрустнел белобрысый. — То ничего-ничего, а то хлопнусь в обморок, как институтка при виде мыши. И ничего не помню, где я, что со мной.

— Живы остались — и славно! — приободрил собеседника Алтунин и протянул ему руку. — Виктор!

— Николай! — представился белобрысый.

Рукопожатие у него было крепкое. Силен мужик, сразу видно, но силой своей не бахвалится, пальцы в лепешку, как майор Горчаков из отдела по борьбе с мошенничеством, сплющить не пытается.

За знакомство хлебнули компота, чокнувшись в шутку стаканами.

— Сахаринчику бы сюда добавить не мешало бы, — сказал белобрысый, поставив стакан на стол.

— Мне один знакомый доктор сказал, что сладкое вредно для организма, — авторитетно заявил Алтунин. — И соленое, кстати, тоже вредно.

— А что не вредно? — поинтересовался белобрысый.

— Горчица. От нее, матушки, организму сплошная польза, особенно при простуде.

— Особенно с сальцем, да под водочку, — поддакнул белобрысый.

Про вред сладкого и соленого рассказывал доктор Беляев. Всякий раз рассказывал, когда одалживался у кого-то солью или сахарином. А про горчицу Алтунин придумал сам, он любил горчицу.

После обеда голод исчез, но зато навалилась усталость. В трамвае она навалилась так сильно, что Алтунин чуть было не заснул стоя. Пришлось щипать себя за мочку уха, чтобы прогнать сонную истому, но та все никак не желала уходить. Дошло до того, что женщина, рядом с которой стоял, а, точнее, — висел на ручке Алтунин, попыталась уступить ему место.

— Садитесь, товарищ! — предложила она, поднявшись.

Алтунин смутился. Смущал сам факт того, что женщина пытается уступить ему, мужчине, капитану милиции, место. Кроме того, женщина была красивой, из тех, на кого хочется смотреть и с кем так и тянет познакомиться. Высокая, немного широкоскулая (самую чуточку) шатенка с точеной шеей и длинными изящными пальцами. Высокий лоб, синие глаза-омуты, которые можно смело назвать бездонными, слегка вздернутый нос, манящий изгиб полных, чувственных губ, четко очерченный подбородок… То был полный, можно сказать, исчерпывающий, набор качеств, которые делали женщину привлекательной в глазах Алтунина. И вместо того, чтобы проявить к нему женский интерес, такая красавица уступает ему место, словно какому-то деду.

— Спасибо, девушка, но не надо! — решительно отказался Алтунин, досадуя на то, что из русского языка исчезло слово «сударыня».

«Девушка» звучало пошло, «товарищ» выглядело бы совсем неуместно, «подруга» чересчур фамильярно, а назвать девушку «гражданкой» у Алтунина язык бы не повернулся.

— Не стесняйтесь, — настаивала красавица, приветливо улыбаясь. — Я же вижу, что вы устали…

Во взглядах окружающих виделась Алтунину ироничная насмешливость.

— Пьяный он, а не усталый! — протиснулась откуда-то сзади тетка в латанном-перелатанном платке и не менее ветхой кофте. — Постой, соколик, а я уж посижу, а то так устала, что ноги из жопы выворачиваются!