Смерть на перекрестке

Да. В поле-то оно — лучше некуда! В три дня слова не скажешь, разве что ругнешься иной раз, когда мотыга больно уж на жесткие комья земли наткнется. А землица — славная, посевы — добрые. Что им нужно? Руки умелые, солнышко ласковое да дожди свежие. Иль их нахваливать, улещивать, словно девчонку-невесту? Смех, право. И так взойдут! Не зря ж всех тварей полевых — что пташек, что кроликов — речь человеческая только пугает. А на полях у Дзиро — хоть богам глянуть! — резвятся, точно дома, а посевов не портят. То туда, то сюда. Прыг-скок, порх-порх! А человек с кроликами да птахами и говорить не моги… Дзиро, кстати, и не пытается. К чему бы? Заговоришь — и не услышишь, как ветер травами играет. Крикнешь — и пение ручейка ближнего заглушишь. Сколько на земле красоты! Тут главное — помалкивать да слушать. А в этом с Дзиро-молчуном сравниться всяко непросто. Ему не с растениями, не со зверьем да птахами — с людьми тяжко.

Тихий он. И по молодости тихим был парнем. Сколько лет прошло, а Дзиро и посейчас дивится, как это ему удалось красавицу Юко в жены заполучить. Хотя и то верно — не много при сватовстве его слов было сказано. Он уж и вовсе язык за зубами держал!

И года не прошло, как батюшка Дзиро скончался, — а уж матушка его, утраты не перенеся, следом за мужем ушла. А Дзиро тогда в самой поре был — и семнадцати не стукнуло. Жених! Вот найти тому жениху невесту и стало главной заботой всех деревенских кумушек. А что? Деревенька не больно богатая! Мужчины с женами в поле, как водится, в единой упряжке пашут. Парню без супружницы никак не прожить, — так уж от веку повелось. Коли сам не присватается — соседки присватают. Ну, будь у Дзиро нормальная семья, сватовство, дело ясное, долгим бы вышло, — а как же, одних смотрин — и тех на месяцы, то одна невеста, то другая, — разжились бы свахи с зажиточного жениха… Только время было тяжкое, не до антимоний каких, — вот и порешили все меж собой замужние, детные женщины, рассевшиеся в доме Дзиро, — якобы чтоб сандалии соломенные плести.

Сели. Размяли охапку соломы. Накрутили жгутов. И принялись споро переплетать жгуты соломенные меж собой. Несколько движений — и готова подошва для сандалии, грубоватая, но прочная. Теперь только завязки в ушки вставить — веревочные ли, тряпичные ли, — и все. На вид обувка, конечно, неказиста, зато удобна на удивление, а уж как прочна-то! Испокон веку повелось — сандалии соломенные все почтенные женщины селения совместно плетут. И мужьям на пользу (сандалии им носить), и деревне на благо. Ибо коли собираются матроны деревенские, чтоб, дескать, сандалии плести, — значит, дело им предстоит обсуждать важное, для всего селения последствия большие имеющее. Оттого и уважают в деревнях горных жен мужних больше, чем мужей их…

— Ну и кто ж, по-вашему, Дзиро нашему подходит? — деловито начала полная старуха, невозмутимо скручивая пук золотистой соломы.

— Много ль девчонок? Из кого выбирать прикажешь? — пожала плечами другая матрона, похудее и помоложе.

Переизбытка невест в селении и впрямь не наблюдалось — все собравшиеся это преотлично знали.

— А бондарева дочка — она чем плоха? — выскочила совсем еще молоденькая бабенка.

Ее кандидатку не поддержал никто.

— Вертихвостка она, бондарева дочка-то! — сказала, ровно отрезала, бабушка-старейшина — старшая и мудрейшая из обитательниц деревни. — Дзиро — парень тихий. Ему без матушки, да упокоится душа ее, и так несладко пришлось. Ежели за женой молодой свекровь вовремя не доглядит — нет, не видать дому мира и покоя. А уж такую девчонку — нет, ее и самой сильной свекрови не обуздать. Все едино — жди от нее беды.

Доселе матушка Юко молчала. А потом вдруг спросила тихонько:

— А моя не подойдет?

Точно молния в очаг ударила! Женщины аж дара речи на миг лишились, затихли, ровно громом пораженные. Замерли над соломенными плетешками ловкие, сноровистые руки. Застыло изумление на лицах, покрытых загаром и испещренных морщинками от многолетней работы в поле, под солнцем и ветром. Да какое изумление, — потрясение, не иначе!

Не красавец Дзиро, да и надел его, хоть и вполне приличный, не самый большой в селении. Прямо-таки поразительно, с чего бы вдруг матушка Юко сама дочку свою ему в жены предложила? Юко ж — красавица редкостная, мало кто из девушек местных с ней сравниться может. Хотя, конечно, не девочка уже, пятнадцать ей, по обычаю местному — почитай, почти старая дева. Слухи ходили — ждет матушка Юко для своей доченьки единственной мужа не из простых. Надеется — ни больше ни меньше! — пристроить красавицу в наложницы, а то и в младшие жены самураю благороднорожденному или и вовсе — князю.

Сельские матроны слюной изошли, доказывая — чересчур умна и красива Юко для Дзиро. Нет, никак не годится! Только и матушку Юко дурой еще никто не звал. Она враз смекнула — парень славный, добрый да работящий. Этакий-то муж на Юко не то что руку поднять не посмеет — до смерти под башмаком у нее бегать станет. А чего еще пожелать? Восемь детей она в этот мир принесла, но Юко — единственная доченька. Младшая. Кровиночка. Любимица!