Смерть на перекрестке

Мир менялся с каждым днем — и, насколь смел судить Кадзэ, отнюдь не в лучшую сторону. Отгремели непрерывные, трехсотлетние гражданские войны, истерзавшие землю Ямато, — но лишь ненадолго успокоилась страна в мире, который принес великий правитель Хидэёси. Хотя… даже и при Хидэёси не доводилось мужам благородного воинского сословия умирать от старости в собственных усадьбах. Сначала понесло правителя Корею завоевывать, а там, в случае успеха, он и на Поднебесную империю Китая нацеливался… Впрочем, до Китая добраться не случилось. Да и вторжение в Корею после немногих первоначальных успехов тоже обернулось для японцев катастрофой. Ох, немало давних боевых товарищей Хидэёси сложили головы в той скверно подготовленной авантюре! Сам-то правитель — тот как раз из Японии носу не казал и скончался в преклонных годах по причинам естественным. Но после смерти Хидэёси начался настоящий ад. Тяжко пришлось и малолетнему его наследнику, и верным его союзникам. Ибо умевший терпеливо ждать Токугава Иэясу, властитель богатейшей из провинций Японии, Канто, дождался наконец своего часа.

Сидел Иэясу, ровно кот у мышиной норки. Смотрел спокойно, как проливают союзники Хидэёси молодую кровь своих сыновей и внуков в богами проклятой Корейской войне. Сам планы честолюбивые правителя поддерживал, но все больше на словах, войска же собственные к чужим берегам отправлять как-то избегал. Наблюдал невозмутимо, как стареет Хидэёси, сумевший обзавестись законным сыном лишь незадолго до смерти. Бровью не шелохнул, когда после кончины правителя Опекунский совет, в котором и он состоял, не озаботился укреплением власти малолетнего наследника, а вместо того погряз в ссорах и интригах. Короче, Иэясу прождал едва не всю жизнь… а потом понял: настало время рискнуть. Рискнул по-крупному — все, что имел, поставил на карту в чудовищной битве при Секигахаре, в коей двести тысяч воинов участвовали. И выиграл — люди его буквально изничтожили войска, верные наследнику Хидэёси. Победил Иэясу, и вот теперь он — всемогущий, всевластный правитель Японии.

Ныне наследник Хидэёси и его вдовствующая матушка забились в Осакский замок, точно барсуки — в нору. А страну по-прежнему терзает война, ибо клан Токугава огнем и мечом подчиняет себе все новые и новые земли, и все больше высокопоставленных некогда самураев, повинных лишь в том, что сражались в битве при Секигахаре на стороне побежденных, обречены бродить по дорогам бездомными ронинами, продающими свое воинское искусство всякому, кто готов заплатить. Кадзэ и представить себе не может, сколько ж самураев сейчас лишены и клана, и господина, — но, верно, тысяч пятьдесят, а то и больше, наберется. И единственная их надежда вернуть себе былой высокий статус — это найти какого-нибудь князя, готового принять ронинов на службу. Ибо даже и само слово «самурай» означает буквально «служилый человек»!

Для самого Кадзэ, впрочем, несметное количество бродящих по стране ронинов — не в печаль, а в облегчение. Легче с толпой смешаться. Кто на него дважды посмотрит? Кого в наши времена в землях японских зрелищем воина странствующего удивишь? Конечно, в нормальных обстоятельствах он бы сейчас все возможное и невозможное делал, лишь бы пробиться к Осакскому замку и присоединиться к остаткам войск наследника Хидэёси. Долг же чести и вовсе повелевал ему совершить сэппуку, дабы достойно последовать за своим павшим господином. Но Кадзэ просто не имел права последовать сейчас зову сердца или велению долга. Не имел — и все тут!

Шел Кадзэ, верно, с час уже, а меж тем из-за деревьев, невидимый и неслышный, наблюдал за ним некто, притом не с меньшим интересом, чем тот, с которым сам Кадзэ на загадочного актера но смотрел. Наконец человек этот, похоже, вполне разобрался в увиденном, по крайней мере с ветки, служившей ему постом наблюдательным, он соскочил стремительно и вниз по склону холма едва не кубарем скатился. Там, у самого подножия, сидя на траве, играли в кости двое мужчин. Одеты они были весьма пестро, явно с чужого плеча. Рядом с игравшими торчали два копья и меч, небрежно воткнутые в землю.

Один из игроков встряхнул резную деревянную чашечку с костями, опрокинул ее наземь и торопливо поднял.

— Вот же проклятие! — рявкнул он мрачно, взглянув на выпавшие числа.

Приятель его паскудно ухмыльнулся, обнажив желтые, нечищеные зубы.

— Да, точно, — не везет тебе нынче!

Он ухватил горстку медяков, поставленных на кон.

Первый игрок посмотрел на то без особой радости.

— Коли дознаюсь, что ты мошенничаешь, — кишки выпущу!

— Как же мошенничаю? Твои собственные кости, ты их и метал! Ишь, — указал он внезапно вверх, на склон холма, — вон и щеночек наш чешет. Может, скажет сейчас, что свезло тебе наконец? Ну-ка, кто у нас там? Славный купец при денежках или девчонка хорошенькая? Прикинь, — а вдруг целка!

— Идет сюда кто-то! — задыхаясь, зашептал старшим бандитам молоденький соглядатай, едва скатившийся с холма.

— Ясно, идет, дурень! Ты объясни толком, кто…

Паренек (звали его, кстати, Хачиро) задумчиво почесал в затылке.