Смерть на перекрестке

— Ну например, поэтическое состязание. Или музыкальное. Что-нибудь в этом роде. Прошу вас, не покидайте меня так скоро. Погостите в замке хоть несколько дней! Я уже приказал этому злосчастному судье немедленно вернуть вам ваш меч. Останьтесь! Дайте мне возможность познакомиться с вами поближе и, изучив все стороны вашей натуры, понять, на какое соревнование вызвать вас на сей раз.

— Благодарю от всей души. Я останусь, но не надолго. К чему стеснять вас? Поверьте, я вполне удобно устроился бы снова у угольщика.

Манасэ совсем по-девичьи хихикнул — вернулось к нему кокетство, во время игры в го как-то подозрительно быстро превратившееся в сарказм.

— А вот это, увы, никак невозможно! Понимаете, я собираюсь этого вашего угольщика распять.

Глава 10

Червь шелковичный

Прядет бесценную нить.
Разума нет, — а умен!

― За что ж вы собираетесь распять беднягу угольщика?! — вопросил изумленный Кадзэ.

— Разумеется, за убийство купца на перекрестке.

— Да ведь угольщик никого не убивал.

— Откуда такая уверенность? Вы сами застали его склонившимся над телом.

— Но того человека убили выстрелом из лука. У него стрела из спины торчала! А у угольщика никакого лука не было.

— Возможно, лук он попросту где-то припрятал. Вы не хуже меня знаете — крестьянам запретили хранить луки еще во времена «великой охоты на мечи»[14] благородного господина Хидэёси, почти что двадцать лет назад. Но во время недавней войны между сторонниками Тоетоми и Токугава крестьяне своего не упустили — тотчас же принялись снова собирать оружие. Я прекрасно осведомлен об их секретных схронах — поверьте, там настоящие оружейни! Они, конечно, клянутся, что оружие надобно им только для защиты от бандитов, но… жадность крестьянская не зря в поговорки вошла. Почитай, любой из них, не задумываясь, пойдет на убийство даже ради нескольких медяков. Вы просто появились не вовремя и помешали угольщику обобрать несчастного купца дочиста.

— А может, это как раз угольщик спугнул настоящего бандита?

— Ах, оставьте, умоляю вас, — небрежно отмахнулся Манасэ. — К чему эти споры? Ну, допустим, купца убил и не угольщик. Все равно — значит, то был кто-то из его односельчан! Какая разница — одного крестьянина казнить или другого? В любом случае — отличный урок для всех этих ничтожеств. И пожалуйста, не трудитесь больше беспокоить меня разговорами об этом угольщике. Слишком скучная тема. Послушайте… идемте лучше со мной, дорогой мой! Я ужасно хочу вас кое с кем познакомить!

Манасэ встал. Законы вежливости требовали, чтобы следом за хозяином дома поднялся и гость. Попутно Кадзэ заметил: под многочисленными старинными одеяниями князь носит еще и широкие шаровары, столь длинные, что они волочатся за ним на манер шлейфа. Шелковые штанины при каждом шаге Манасэ терлись о циновки пола и издавали приятное, но непривычное шуршание. Нелегко ходить в подобных штанах, тут многолетняя практика требуется, да и вообще — ныне их только придворные императорские во время официальных дворцовых церемоний надевают. Кадзэ следовал за князем. Хлопковые носки-таби чуть скользили по гладким татами. А мягкий шорох длинных штанин Манасэ впереди мучительно напоминал о шелесте женских платьев. Да… славные то были дни. Ныне же жизнь его — одно сплошное странствие, и пора уж с этим смириться!

Однако стоило Кадзэ вспомнить о том, за кем он сейчас следует, — и счастливые воспоминания ровно рукой снимало. Понравился ему чем-то молчаливый угольщик. А планы Манасэ его распять ну совершенно не понравились! Не то чтоб Кадзэ смущала самая мысль о смерти. Его, самурайского сына, с детства растили с мыслью, что смерть — лишь часть бесконечного круга перерождений, удела всякого мужа и всякой женщины. А смертная казнь… что ж такого? Смертью караются сотни преступлений. Не счесть казней, которые он повидал на своем веку, — а добрый десяток людей так и самолично к смерти приговорил. И все же, все же…

Более всего, похоже, возмущало его, что угольщика обрекают смерти столь медленной. Он знал — есть на свете люди, получающие удовольствие от чужих страданий. Поневоле задумаешься: уж не из таких ли и странноватый красавчик князь, что ведет его сейчас по переходам запущенного замка? Кадзэ верил: уж если казнишь человека, соизволь позаботиться, чтоб смерть его была, сколь возможно, быстрой и чистой. Умереть можно по-всякому — и достойно, и скверно. А распятие — совсем не лучший способ смерти!