Смерть не имеет лица

Ева замерла на месте. Она не узнала первый, женский голос, но ответивший мужской был тот самый, который жил в ее снах и кошмарах, – голос отца.

– Это ты заткнись, ублюдок гребаный. Если бы ты не об­рюхатил меня первым делом, хрен бы я торчала в этой дыре с тобой и с твоим скулящим отродьем!

Ребенок вдруг стал казаться Еве тяжелым, как каменная кукла. Затаив дыхание, она прокралась вперед и увидела две фигуры – мужскую и женскую. Сквозь дымовую заве­су их было трудно различить, но мужчину Ева узнала сразу – его телосложение, линию плеч, наклон головы.

«Я же убила тебя! – билось в ее голове. – Я ведь убила тебя, сукин ты сын! Почему ты не остаешься мертвым?»

– Это монстры, – прошептала девочка Еве. – Мон­стры не умирают.

«Нет, они все же умирают, – думала Ева. – Если подо­льше постоять, они умирают».

– Нужно было избавиться от нее, когда еще была воз­можность, – сказал, небрежно пожав плечами, мужчина, так страшно похожий на ее отца. – Теперь, дорогуша, слиш­ком поздно.

–Видит бог, мне нужно было это сделать. Я не собиралась заводить ребенка, это все из-за тебя, Рик. Дай на дозу, или…

– Ты что, решила мне угрожать ?

– А почему бы и нет ? Ты мне должен, мать твою…

– Вот что я тебе должен!

Ева съежилась от страха при звуке удара. Потом раздал­ся резкий крик:

– Вот что я, мать твою, должен вам обеим.

Ева стояла, будто парализованная, глядя, как он изби­вал женщину, а потом насиловал ее. Внезапно она поняла, что ребенок, который был у нее на руках, это она сама, и начала пронзительно кричать…

– Ева, очнись. Проснись сейчас же!

Услышав ее первый вскрик, Рорк сорвался с места и через секунду уже держал Еву на руках.

– Это же я! – кричала она и колотила его кулачками по груди. – Это я, и я не могу выбраться!

– Нет, ты можешь. Ты уже выбралась. Ты теперь со мной…

Рорк нажал кнопку, и из стены выдвинулась кровать. Он уложил Еву, продолжая успокаивать, и она начала при­ходить в себя.

– Я в порядке и не хочу больше спать. Все хорошо.

– Ты просто расслабься, – сказал Рорк. – Просто при­жмись ко мне и расслабься.

Еву трясло, и Рорк, присев на краешек кровати, крепко обнял ее.

– Ну что ты меня убаюкиваешь, как маленькую? Я ус­нула, вот и все. Задремала на минуту…

Рорк внимательно посмотрел ей в лицо. Ева увидела ус­покаивающее понимание в его глазах, не похожих ни на чьи другие; увидела терпение и любовь, которая привела ее в чувство.

– О боже! – выговорила она и, сдаваясь, уткнулась лицом в его плечо. – О боже… Дай мне минутку.

– Все, что нужно.

– Наверное, я не смогла выкинуть из головы сегодняш­ний день, хотя очень старалась. У меня до сих пор перед глазами эта страшная воронка, эти люди – вернее, то, что от них осталось… Избавиться от такого с помощью работы невозможно – не будет ни избавления, ни работы. Я про­сто не знаю, что делать.

Рорк провел губами по ее волосам.

– Ева, дорогая, ты пережила все их страдания. У тебя всегда так бывает.

– Но если я не буду воспринимать каждую жертву как человека, тогда какой смысл мне вообще чем-то заниматься?

– Я знаю, ты по-другому не можешь. И я люблю тебя такую, какая ты есть. С другой стороны, меня это беспоко­ит. Сколько еще ты можешь отдать сил – и при этом справляться с тем, что ты на себя взвалила?

– Столько, сколько потребуется, – сказала Ева устало, но все так же упрямо. Перед ее глазами все еще проплыва­ли видения: маленькие тела в кровавой реке, воронка, свернувшийся калачиком ребенок и две тени в дыму. – Рорк, то, что произошло днем, – это еще не все. Есть и давние болячки. Я даже не поняла, что было со мной сей­час – сон или воспоминания.

– Расскажи.

И Ева рассказала – потому что ему она могла расска­зать почти обо всем.

Свернувшийся калачиком ребенок, расплывчатые си­луэты…

– Думаешь, это была твоя мать? – спросил Рорк, по­молчав.

– Не знаю! – Еве захотелось встать и немного подви­гаться – она все еще пыталась найти своему забытью ра­циональное объяснение: – Может, я была в состоянии… Ну, как там это называют? «Проецирование»? Или «пере­мещение»? Черт его знает. Я размышляла о Монике Роуван, о том, какой могла быть женщина, которая отдала детей такому человеку, как Джеймс Роуван. И мне все это напомнило…

– Нам неизвестно, отдала ли, – осторожно заметил Рорк.

– Ладно, так или иначе, они были с ним. Так же, как я была со своим отцом. Но я ничего не помню о ней, ну ни­чегошеньки!

– Ты помнишь какие-то другие вещи. – Он тоже встал и, подойдя к ней, попытался согреть ее руки своими. – Поговори с Мирой.

– Я не готова к этому! – Она отшатнулась. – Не гото­ва. Может быть, потом, когда-нибудь, если вообще смогу…