Смерть не выбирают (сборник)

– Да. Он уже ходячий. Пора. И так с ним затянули, толком допросить невозможно было… Я пошел, – он посмотрел на часы…

Дежурный врач, выслушав Скорика, сказал:

– Он уже почти в порядке. Думаю, через два-три дня лангетку снимут.

– А что у него с коленом?

– Гемартроз. Это кровоизлияние в сустав… В ординаторской неудобно, люди заходят. У меня есть ключ от учебной комнаты. Кафедральных сегодня не будет, – он повел Скорика по коридору и отпер дверь с табличкой "Учебная комната N_3". Здесь было два стола, несколько стульев, на стенах развешаны плакаты-пособия. – Как сказать ему, – кто пришел? – спросил врач.

– Скажите, человек по важному делу…

Назаркевич вошел без стука. На нем был синий спортивный костюм, правая штанина задрана, на ноге фиксирующая лангетка. Вошел он осторожно, опираясь на палочку.

– Вы, что ли, ко мне? – без всякого интереса осведомился Назаркевич. – По какому случаю?

– Я из прокуратуры, Сергей Матвеевич.

– Чем могу быть полезен? – говорил Назаркевич как бы сдерживая заранее возникшую неприязнь к человеку, потревожившему его в больнице.

– Я по поводу Елены Павловны Кубраковой, – Скорик достал из кейса бланк протокола допроса и еще какие-то бумаги, поверх положил очки Кубраковой. Назаркевич равнодушно скользнул по ним взглядом. – Вы знаете, что с нею произошло?

– Знаю, но без подробностей.

– Откуда?

– Сказала жена, а ей кто-то звонил из института, – он посмотрел на Скорика так, словно сказал "Что же ты так туп, братец! Не мог просчитать такую примитивную информационную цепь!".

– Сергей Матвеевич, Кубракову вы отвозили в Богдановск?

– Я.

– Когда?

– Во вторник, пятнадцатого.

– По ее просьбе?

– Я ехал по своим делам. А она, так сказать, с оказией.

– По каким делам вы, если не секрет?

– На мехстеклозавод. Заказать специальные реторты.

– Заказали?

– Нет. Нужный мне мастер был в отгуле, – Назаркевич отвечал легко, как бы забавляясь. Худое, нервное, подвижное лицо его успокоилось, словно этот разговор стал для него развлечением.

– Каким образом вы узнали, что он в отгуле?

– У начальника смены… Что еще вас интересует? До какого конца желаете добраться? – в его глазах вспыхнуло озлобление, лицо стало каким-то асимметричным.

– Когда вы вернулись из Богдановска? – Скорик сделал вид, что не заметил язвительного тона.

– В тот же день поздно вечером.

– И больше туда не ездили?

– Пытался на следующий день. Я уже говорил об этом вашему милиционеру… На пятидесятом километре попал в аварию.

– Каким образом?

– Навстречу шел "Москвич", я тормознул, но влетел в лужицу масла. Меня развернуло в сторону "Москвича". Чтоб избежать лобового столкновения, я вывернул резко вправо и полетел за столбики в кювет. "Москвич" я все же зацепил: помял ему левое крыло и разбил фару. Себе искалечил радиатор и колено. Достаточно этих деталей?

– Вызывали ГАИ?

– Нет. Разошлись полюбовно. Я ему – шестьсот рублей, он меня отбуксировал домой. У меня тосол вытек.

– Кубракова знала, что вы должны на следующий день опять поехать в Богдановск?

– Нет.

– А с кем она собиралась возвращаться из Богдановска?

– Понятия не имею.

– Но если бы вы доехали туда благополучно, забрали бы ее?

– Возможно.

– Номер "Москвича" не помните?

– Не до этого было.

– Какого он цвета?

– Светло-салатовый, старый, четыреста восьмой.

– Кто его владелец?

– Майор. Агеев Витольд Ильич.

– А где служит?

– Вы еще спросите, какая у него жена: блондинка или брюнетка.

– Кстати, какого цвета ваша машина?

– Красная. "Жигули" – тройка.

– У вас с собой было шестьсот рублей, словно вы предчувствовали, на что их придется употребить.

– У меня даже больше было – тысяча двести. Мне сказали, что в Богдановске можно купить скаты дешевле, чем у нас.

– Сергей Матвеевич, какие у вас были отношения с Кубраковой?

– Плохие.

– Не скажете, почему?

– Не сложилось. Мы разные люди.

– А подробней можно?

– Долго рассказывать. Как-нибудь в другой раз, если понадоблюсь. У вас, наверное, и кроме меня есть кого допрашивать… Давайте я подпишу, что там нужно. Я устал. Тут не прокуратура, больница…

– До свидания, – он встал и опираясь на палку, захромал к двери.

– Сергей Матвеевич, одну минутку, – остановил Скорик, взяв очки.

– Ну что еще?

– Эти очки вам знакомы?

– Похожие я видел у Кубраковой… А может еще где-нибудь, – он усмехнулся и вышел.

Возвращаясь домой, Скорик свои личные впечатления о Назаркевиче совмещал с теми, что набрал от людей, знавших Назаркевича по институту. "Вспыльчив, нервозен, что-то психопатическое в нем есть, – вспоминал Скорик неподвижное худое лицо Назаркевича, какую-то сумасшедшинку, вспыхивавшую порой в глазах. – Неудовлетворенное тщеславие, постоянное ощущение непризнанности, обойденности на фоне абсолютной уверенности в своей незаурядности? И убежденность, что во всем этом повинна Кубракова?.. На все мои вопросы отвечал гладко, никаких противоречий. С одной стороны, не скрывал ничего, что я мог бы истолковать не в его пользу, с другой все это выглядит так логично, что и мне зацепиться не за что… Выдвинул алиби: какой-то майор Агеев на светло-салатовом "Москвиче-408". Попробуй найти этого Агеева"…

– Когда он пришел, Катя была уже одета.