Смерть несущая. По ту сторону грани

Прикрыв глаза и подставив лицо утреннему солнцу, она впитывала ту прекрасную картинку, что рисовало её воображение. Она была счастлива. Она могла бы быть счастлива, если бы только всё было так на самом деле. По правде сказать — это больно. Каждый раз. Так нестерпимо больно. Разрывающая сердце глухая тоска. Болезненная, заунывная мелодия воображаемого счастья и пустота.

Сегодня Лаисса вышла в парк у собственной резиденции, чтобы найти то единственное место, где её мечты приходили к ней, воплощаясь в короткую, стремительно исчезающую реальность.

Их место.

Эта поляна, которую когда-то он зачаровал для них двоих. Здесь всегда цвели цветы, светило солнце, а высокие деревья дарили нежную прохладу. Сегодня она надела длинный легкий сарафан василькового цвета. Такой совсем не подходил женщине, которой она слыла в их обществе. Но именно такой он знал её. Лаисса, принадлежавшая Самаилу, была девушкой трепетной и нежной, но в то же время страстной и непреклонной упрямицей. Такой была она для него. Её изменчивая натура стремилась быть именно такой для этого мужчины.

Сколько веков его уже нет рядом? Иногда ей кажется, что всего один день. Тогда его образ так ярок в её мыслях. И думать о нем невыносимо тяжело и радостно одновременно. А порой, она не может вспомнить черты его лица… и вот тогда-то ей становится по-настоящему страшно, что однажды он совсем исчезнет из её сердца. Захлопнется эта дверь, и она на самом деле сможет забыть.

И, как и всякий раз, когда она думает об этом, на её щеках вдруг возникают мокрые золотые дорожки. Она и сама не понимает, как такое возможно, что она до сих пор может плакать? Раньше бы он прикоснулся к её лицу и, стирая слезы большими пальцами рук, сжал в ладонях её лицо так, что она невольно почувствовала бы себя любимой, нужной, единственной.

Тепло солнечных лучей так похоже на тепло его рук. Разницы практически нет. А потом её губы… он поцеловал бы её губы, шею, ключицу. Эта ласковая дорожка поцелуев. И только он знал, как нужно поцеловать её, чтобы её сердце забилось в груди пойманной птицей.

Эта фантазия была такой реальной, что она не осмелилась открыть глаз, а просто подалась навстречу умелым движениям, ложась на ковер из зеленых трав и цветов. И всё, чего ей на самом деле сейчас хотелось — что бы это не заканчивалось. Не останавливались бы его умелые руки, не исчезало бы солнце, что так похоже в своем прикосновении на тепло его ласк, не заканчивался бы сон.

— Ласи… моя Ласи…

Должно быть, то ветер шепчет ей на ухо. Как бы ей хотелось, чтобы он ещё хотя бы раз назвал её именно так. Всего один лишь раз! Так, как никто и никогда не смел её называть.

— Девочка моя любимая…

И она уже не может сдержать улыбки. Похоже, её внук был прав, говоря, что их удел в том, чтобы наслаждаться собственным безумием. Ей это точно нравилось. Почаще бы сны были столь яркими. Или нет, быть может, ей удастся просто сойти с ума? Как сейчас. Раз и все.

— Посмотри на меня, — неожиданно она больше не чувствовала его прикосновений. И это ей совсемне нравилось.

— Вот ещё, — фыркнула она, — я ни за что не открою глаз, — усмехнулась она.

— Почему? — как-то настороженно спросил он.

Что это за фантазия?! Она не собирается тратить время на пустую болтовню с собственным безумием!

— Потому что, если я их открою, то ты исчезнешь.

— Почему это? — в его голосе вновь послышалась улыбка.

— Потому что ты — плод моего воображения… Да, что за фигня?! — возмутилась она. — Давай делай то, о чем я фантазирую! И болтовня, направленная на разрушение момента, в мои планы не входит, понял? Давай уже, не отвлекайся.

Ответом ей стала продолжительная пауза.

"Неужели всё?!" — не успела подумать она, как яркий, дерзкий, чуть хриплый смех заставил её в недоумении распахнуть веки.

Перед ней на коленях стоял молодой мужчина. Его волосы цвета белого золота доходили длиной до плеч. Ярко голубые глаза сияли от неприкрытого веселья. И он смеялся так, будто ненормальным был именно он, а не она. Вот только, если для Сэма Лаисса могла быть Ласи, то для любого другого за такое ждало только одно…

Его смех оборвался резко, со свистом, когда его горло сжала сильная рука, а кожу вспороли когти.

— Вампир, — шипя, принюхалась она, и ее лицо превратилось в жестокую маску хищницы, — касался меня, м? — странно растягивая слова, прошипела она ему в лицо. — Я помню тебя, ублюдок, прищурившись, наклонилась она к его лицу. — Как ты попал сюда, повелитель, — презрительно хмыкнула она, и не думая ослабить хватку. — О, — почти жалостливо пропела она, — ты не можешь говорить. Какая жалость, что последнее, на что ты решил потратить свою никчемную жизнь, это прикоснуться ко мне, — захват усилился, и по горлу мужчины уже струилась кровь.

Вот только сам мужчина и не думал сопротивляться. Он смотрел на неё с таким теплом, затаенной тоской и невыносимым желанием, что ей невольно стало не по себе.