Смерть ничего не решает

— Да. С ним — советники. Кто-то из дренен-фейхтов, старших воинов, узкое крыло и… горит. Нет, ты не увидишь, как горит, просто узкая лопасть и много жилок. Обязательно — дренен-дьен, старший из полезных. Ну и Маах, секретарь канцелярии, он из дьен, но невысокий, суб-дренен. А крылья у него — сааш… по-вашему будет, когда много воды.

— Озеро? Море? — Ырхыз продолжал внимательно изучать ее руку, как будто это могло чем-то помочь в предстоящих переговорах.

— Да, цвета моря.

— Вы знаете, как выглядит море?

— Мы много чего знаем.

— Не дерзи. — Сжал пальцами запястье, царапнул кожу, оставляя более светлый след. — Дальше.

— Они будут много говорить. Тхаваари, искусство беседы. Задеть, но не дать повода для формальных претензий. Унизить, но так, чтобы выглядело похвалой. Выставить победителей проигравшими.

— Зачем? Факторию болтовня не вернет.

— Иллюзия победы. Наверное. Не знаю уже. Это… Это просто принято! Как у вас, как… как…

— Шады и нойоны на Диване тоже могут долго говорить, но решение принимает каган.

У него все просто. Ырхыз не желает понимать, что речь идет о вещах несопоставимых. Он привык властвовать. Право рождения, право крови, но не разума. Объяснять? Ну уж нет, Элья не настолько верит в его нормальность, чтобы перечить.

— Теперь главное — никогда, ни в коем случае не приближайся к склан сзади, и тем более не касайся крыльев.

— Вот так? — Ырхыз толкнул, переворачивая Элью на живот, и накрыл ладонями шрамы. — Или так?

Провел пальцем по спине, слегка надавливая на позвонки.

— Никак! В этом действии все — и оскорбление, и покушение, и преступление. Только к родичу поворачиваются спиной, или тому, кому доверяют. Или презирают. Не боятся удара.

— А этот, который с твоей дуэли, он тебя презирал? Или доверял?

Элья долго молчала.

— Отвечай.

— Не знаю.

Недоверчивый смешок, ласковое прикосновение к затылку и приказ:

— Дальше.

— Для дуэлей используют не меч — браан. Не только для дуэлей. Он не мембрану — сосуды рвет и разрядом лупит так, что крыло немеет. Если крупные жилы задеты, и сразу не сшить, то шрамы остаются, серые сгустки, вроде заплат. И в бою они не выжигаются. Мертвые зоны.

— Это все? — Горячее дыхание между лопаток, волосы, скользнувшие по спине, запах ромашки, мелиссы и — ну да, ей следовало узнать прежде — дурмана.

— Нет, не все.

— Слушаю.

— Мне нельзя быть там. Суд, приговор, изгнание. Нельзя и думать, чтобы приблизиться. Икке-нутт, не приносящие пользы, не имеют права обращаться к тем, кто выше дьен. Я же еще ниже, чем икке, я никто. Будет скандал. Будет смерть. Это не обычай, как у вас. Это закон, а закон нельзя нарушать, и если я это сделаю, то… фейхты будут в своем праве.

— Успокойся, Элы. Все их права остались под Вед-Хаальд. Ты очищенная, ты принадлежишь мне, и я решаю, что с тобой делать. Повернись. Посмотри на меня.

Спокоен и самоуверен. Нормален. Почти.

— Лучше расскажи мне…

Они беседовали до ночи. И весь следующий день.

А на рассвете третьего посольство выдвинулось в путь.

Алеющая полоса тракта терялась в предрассветной мути. Лиловыми простынями лежали сугробы, по которым беззвучно скользили ломкие тени. Лошади, люди, собаки, увязавшиеся следом, двигались в прежнем, подзабытом уже ритме. Вот только Ырхыз был непривычно молчалив.

Недавняя оттепель закончилась, и мороз, казалось, крепчал с каждым часом. Порывистый ветер проникал под мех, склеивая длинными заиндевевшими иглами, тянул тепло, порождая немоту в пальцах.

Хмурый Таваш Гыр не приближался к той части каравана, где двигался тегин. Лишь изредка проезжал мимо с сыновьями и пестрой свитой, но обращался только через кунгаев-посыльных и исключительно к Морхаю.

Конские копыта с хрустом разламывали лед, трещали сосны, роняя иглицу. Изредка то слева, то справа жалобно тявкала лисица. Ночь приносила иные звуки: волчий вой, стоны сов и чей-то сдавленный, но меж тем явно различимый плач.

И голоса. Случайные обрывки разговоров, принесенные ветром, услышанные лишь потому, что говорившие были громогласны и слишком обижены, чтобы проявлять осторожность.

…а он эту тварь в мой дом… чьими табунами каганат славится? На чьих вахтагах трон стоит? Кто полторы тысячи на Вед-Хаальд привел? Кто, Всевидящего ради, слухам не верил, а он…

…нет, вот скажи, я брата потерял, сынов двоих в поле положил, а еще одного и камы вытянуть не сумели. Хлыст, сказали. Эман, сказали. Без надежды, значит, сказали, а он эту тварь в мой дом…

…замиряться… армейку собрать из десятка приличных вахтаг и ударить…

…Агбай-нойон… побережники… Юым…

Слышал ли Ырхыз, видел ли возмущение, привнесенное Тавашем, понимал ли, чем оно может обернуться — Элья не знала. Как не знала и то, что будет, если Ырхыз увидит, поймет и прислушается к мудрым советам. О будущем она старалась не думать.

— А куда мы едем? — Элья вдруг поймала себя на мысли, что не имеет понятия о конечной точке путешествия.

— Вед-Хаальд. Бывшая фактория Рушшид. Памятное местечко, так ведь?

Только теперь Элья поняла, почему местность ей кажется знакомой: они въезжали в долину Гаррах.

Триада 5.2 Бельт