Смерть носит пурпур

Вдруг он понял, что его подняли с земли, отряхнули и заставили стоять. В лицо ему смотрел Ванзаров, словно там было что-то важное.

– Вы меня слышите?

Чердынцев слышал. Но отвечать не хотел. В груди заныло. Он издал жалобный стон и сам поразился, как это все выглядит глупо. В руки ему сунули коробку с ножом, совершенно бесполезным.

– До гостиницы сами дойдете?

Отчего же не дойти, можно и в гостиницу. Чердынцеву все было едино.

– Отправляйтесь в номер, ложитесь спать, если ребра целы, проснетесь здоровым. А если нет, вызовете доктора. Из номера ни на шаг… Вам ясно?

Покачнувшись, Чердынцев пошел прочь, прижимая коробку с бантом. Подчинился, чтобы только не видеть этого человека. Душу из него вынул, и все нипочем…

Разобравшись с одним раненым, все силы Ванзаров отдал Скабичевскому. Он предложил опереться и потихоньку завел его в дом. Несмотря на бледность и легкий испуг, поселившийся в глазах, Скабичевский в повязке выглядел довольно молодцевато. Точно ветеран, вернувшийся с передовой. Осмотрев, Ванзаров уверил его, что рана пустяковая, беспокоиться не стоит. Все счастливо отделались, если не считать Нарышкина.

– Выходит, он убил Ивана Федоровича… – проговорил Скабичевский.

– Так он сказал нам, – ответил Ванзаров, рассматривая что-то на полу.

– Зачем он это сделал? Зачем? Не могу понять… Тишайший человек…

– Как видно, не мог допустить, чтобы Федоров разболтал бесполезную тайну.

– Я говорил о взрыве.

– Ах, это… – Ванзаров наклонился и поднял огрызок карандаша. – У него не осталось другого выхода. Все от него что-то хотели, ждали, требовали. Заметили в толпе Маркова и Таккеля? Прибежали как миленькие. Простой расчет показывает, что они дожидались где-то поблизости. Иначе бы не успели. Видели, как в дом вошел Чердынцев, затаились. А тут взрыв… Всем им что-то было надо от Нарышкина. Если у Федорова ничего не спросишь… И правда: как вороны слетелись. Кстати, как Таккеля узнал, что Федоров убит?

Простой вопрос поставил Скабичевского в тупик.

– Не могу понять, как Нарышкин взрыв организовал в ретираднике… – сказал он.

– Проще простого. Взрывное вещество хранилось у него в выгребной яме.

– Откуда вы знаете?

– Слышали звук цепи? Он бомбу поднимал.

– Бомбу?!

– Ну, что-то вроде бутыли с нитроглицерином. Самое подходящее вещество: выронил из рук – и готово дело. Разнесет на клочки. А место для хранения отменное: никто не сунется. Если бы у Нарышкина было золото, лучшего тайника не придумаешь. Кажется, нас забрызгало только дерьмом. Золотой осколок в вас не попал?

Осмотрев себя, Скабичевский нашел на сюртуке только сомнительные пятна. Пахли они не розами. Попытки оттереть их он оставил.

– Все равно отказываюсь понимать… – повторил Скабичевский.

– Что именно вас смущает? – спросил Ванзаров, разглядывая комнату.

– Неужели нож Чердынцева толкнул Сергея Ивановича на самоубийство?

Будто не расслышав, Ванзаров прошелся по комнате, приоткрыл дверцу платяного шкафа, заглянул под матрас кровати и даже провел рукой по этажерке.

– Скажите, Николай Семенович, вы часто здесь бывали? – вдруг спросил он.

– Первый раз… А какое это имеет…

– Вас ничего не удивляет?

Скабичевский огляделся, но так и не понял, чего от него хотят.

– Кроме хозяйской мебели, здесь ничего нет! – сказал Ванзаров. – Нищие с паперти живут богаче Нарышкина. А ведь он получал жалованье в городской ратуше. Откуда же такая бедность?

– Да, как-то я об этом не подумал… – признался чиновник участка. – А какое это имеет отношение к самоубийству?

Ванзаров показал карандаш.

– Нарышкин писал прощальную записку. Если бы Чердынцев ему не помешал, он все равно пустил бы себя на воздух…

– И что из того?

– Мы никогда не узнаем ее содержания, но я уверен, что речь в ней шла об этом… – На ладони Ванзарова появился кожаный мешочек, в каких барышни порой носят колечки. Как только тесемка ослабла, из горлышка посыпался блестящий ручеек.

– Что это? – только и спросил Скабичевский, не в силах оторваться от магического зрелища сверкающих песчинок. – Откуда это у вас?

– Ответ на первый вопрос: золотой песок, конечно. На второй еще проще: нашелся в шкафу. Аккуратно стоял на самом видном месте. Знаете, о чем я жалею, кроме гибели несчастного Нарышкина?

Свежих идей в раненой голове Скабичевского не нашлось.

– Не узнать теперь, что такое «пепел» и «пурпур», – ответил Ванзаров. – Наверняка в записке след был оставлен.

– А почему вас это так интересует?

– В них скрыта смерть.

Скабичевский в раздумье покачал головой и сразу пожалел об этом: боль сразу же дала о себе знать. Рана могла оказаться нешуточной. Он тронул повязку: на тряпице выступила кровь.

– Отправляйтесь-ка в участок, Николай Семенович, Лебедев вам рану обработает…

Для приличия отказавшись, Скабичевский все же согласился. Из дома он вышел пошатываясь и придерживаясь стен, сил явно не рассчитал.