Смерть особого назначения

– Ничего... – сам себе пробормотал Мадэн, не поднимая век. – Мы найдем способ сломать любого упрямца. Посмотрим, как этот заморыш сумеет выстоять против тварей, чей укус разлагает костную структуру. На планетах людей тоже водятся пауки, которые впрыскивают желудочный сок в тело жертвы. Вот будет сюрприз! Думаю, этот герой ни разу не представлял себя в роли еды, которую переварят прямо в натуральной оболочке, ха-ха!

Ничего, герой, до финала осталось немного! В болотах змеепсов по следу не пустишь, а в скалах – их работа. Думаешь, человек, ты перехитрил нас? Пролез в такую щель, куда не способен пробраться фрин? Скоро повстречаешься с хищниками, которые умеют протискиваться в любую трещину! Они проскользнут даже там, где скалы остановят тебя! Ты никогда не выберешься из каменного склепа, человек! Ты умрешь в жутких мучениях!

Под веками то плясали мутные черные кляксы, то вспыхивали жгучие россыпи маленьких звезд-иголок. Голову накачали изнутри насосом, как шину, зрачки вылезли из орбит, в ушах что-то тоненько свистело, а язык стал толстым и неприятным – все время хотелось стошнить им на пол.

Кирилл Соболевский старался не отвлекаться на второстепенные вещи, не замечать их, но мучительнее всего пилот реагировал на фокусы с глазами – мало того, что не работали радионавигационные комплексы, так еще и визуальная картинка получалась настолько искаженной из-за проблем со зрением, что это выматывало, доводило до безумия.

Никогда в жизни майору не приходилось испытывать ничего подобного. Командир «Москита» вдруг подумал, что напрасно полез в корону красного гиганта, людям не под силу вынести такие воздействия чужой звезды. В конце концов, для любого организма существуют естественные физические ограничения, которые не переборешь никакими волевыми приказами. Человек не может жить при минус двухстах градусах. Человек не может дышать в углеродной или фторной среде. Человек не может выдержать ускорение в сто g.

Человек не должен лезть в зону таких сильных гравитационных и электромагнитных возмущений. Однако же полез... И не один...

Уарн растекся в кресле второго пилота, превратился в какой-то жалкий кожаный лоскуток, даже уши не шевелились. Видимо, чувствительному дроглу приходилось еще хуже, чем людям.

– Полегче, командир... – с трудом прохрипел Кочеванов, но никаких шуток по поводу рискованного вояжа не отпустил.

Даже у штурмана сейчас не было сил на глупости.

Соболевский вел «Москит» в опасной близости от Гакрукса, и на всех членов экипажа воздействовало не только мощное гравитационное поле, что само по себе было неприятно – на каждого из смельчаков влияли и магнитные, и электрические поля красной звезды-гиганта.

Сильнейшие электромагнитные бури легко проникали сквозь оболочки корабля, что керамостальную, что титановую, и не существовало способа уберечь головной мозг – он страдал от невидимых шквалов даже сильнее, чем сосуды и сердце.

На каждом из членов экипажа это отражалось по-своему: у одних отнялись руки или ноги, потому что управляющие импульсы перестали проходить по нервной системе, у других из-за сверхвысокого внутричерепного давления отказали глаза и язык. Разбухший мозг пытался проломить черепную коробку – хотел выбраться наружу и отдохнуть от тесного, надоевшего жилища...

Кто-то жутко захрипел – Соболевский услышал звук в наушниках, но голова работала так странно, что опознать товарища майор не сумел. Кому там плохо? Кирилл не смог задать вопрос вслух – не хватило воли, чтобы открыть рот, позвать друзей.

Мозг работал со сбоями, словно компьютерная система, у которой то и дело пропадает питание. Только-только операционная система вознамерилась выполнить какую-то задачу, но тут – бац! – пропало электричество, все рухнуло. Затем питание появилось снова, система повторно загрузилась и начала выполнение поставленной задачи. Но помешал другой сбой в обеспечивающей сети...

Точно так же – рывками – майор Соболевский вел «Москит» по лезвию бритвы, уповая лишь на везение в тех случаях, когда сознание вдруг пропадало и командир разведкорабля погружался в черную ватную тьму.

К счастью, провалы беспамятства были не очень долгими – Соболевский имел возможность фиксировать их продолжительность по электронному таймеру, встроенному в панель. Едва только человек прекращал подавать команды двигателям, таймер запускался и честно отсчитывал секунды до тех пор, пока майор не выбирался из черной трясины, чтобы вновь принять управление «Москитом».

– Выходи, Кира... – прохрипел Кочеванов.