Смерть-остров

Дорога до Томска пролетела незаметно, Николай домчал Фрола с ветерком, но в этот раз обские просторы не радовали душу. Природа била в глаза буйным великолепием, но Фрол раздражённо отворачивался и переходил на корму, злясь на прибрежные красоты, ведь именно природа погубила за эту весну не одну тысячу человек. Это она беспричинно пришла в ярость и обрушила на голову неустроенного и неприспособленного человека всю мощь дикого темперамента. При столкновении с земной силой любой может стать жертвой, пылью, кусочком трута.

Фрол понимал, что играет с собой в прятки. Виновником Назинской трагедии был человек, конкретный человек, а природа только добавила тёмных красок, чтобы ярче виден был след преступника. И всё равно невозможно было смотреть на сияющее, пляшущее солнце, а ведь его так не хватало несчастным переселенцам на острове. И это бесполезное солнце вконец измотало и без того взвинченные до предела нервы Панина. Он вошёл в каюту и залпом выпил фляжку спирта, после лёг на жёсткий рундук и уснул, а когда проснулся, впереди уже виднелась Томская пристань.

Нужно было бежать к Светланке, но Фрол заставил себя пойти к Алексею, тот ждал его, ежечасно бомбил радиограммами, звал, угрожал. Между добром и злом пришлось выбрать Роднина. Алексей обнял Фрола, и они долго стояли, слушая, как бьются сердца друг у друга, а когда объятие стало невыносимым, Алексей отпал первым, как напившаяся крови пиявка. Потом они долго сидели за столом, пережёвывая папиросы в углах рта и запивая спиртом всю желчь, оставшуюся в отношениях.

— Нет, ты мне скажи, Фролушка, как коммунист коммунисту, ты зачем написал письмо товарищу Сталину? Что тебе в голову ударило?

— Надо было что-то делать с этим островом, а никто ничего не мог. Там люди гибли, каждый день гибли, понимаешь? Вот я и написал. А за что ты меня коришь? Что я должен был сделать? Люди друг друга ели, как звери. Надо было остановить их!

Алексей выплюнул папиросу и взял новую, прикурил и принялся жевать, как прежнюю.

— И чего ты добился? Товарища Краузе в Москву вызвали. Этот проклятый остров и без твоего письма расселили бы. Дубина ты!

— Ничего не дубина я, — отнекивался Панин, — всё правильно сделал. Они бы ждали, когда все люди перемрут. К осени бы собрались что-то сделать, а то и к зиме. А я написал письмо, приехал Рагузин и за три дня решил все проблемы. Даже девчонку спас от смерти, она вон дифтеритом заболела.

— А-а, вечно одни девчонки на уме, а ты о себе подумал? Ты о нашей дружбе подумал, когда писал свою цидулю, а?

Алексей вскочил, схватил папиросу, но вспомнил, что не докурил предыдущую, сплюнул от досады и снова сел.

— Пошли к тебе, а то здесь везде ухи! Всё слышат. Ну, их, напишут или донесут куда-нибудь. Щас все такие вроде тебя, — буркнул Роднин и поволок Панина в общежитие. Там они продолжили выяснение отношений.

— Ты нашу дружбу предал! Теперь ты под слежкой. Тебя погонят из ОГПУ! Запомни, у нас нельзя проявлять инициативу. Из-за тебя и мне достанется. Ну, я-то выплыву, я непотопляемый, а вот ты куда денешься? Что будешь делать со своей прямотой?

— Как-нибудь перетопчусь. Ничего мне не будет! Я поручение партии и правительства выполнил, я остров вычистил, с уголовниками разобрался, всех переселенцев расселил по посёлкам. Чего ты ко мне придираешься?

В пустой комнате слова разлетались гулким эхом. Панин прислушивался к шагам за стеной. Тётя Валя с детьми придёт к восьми вечера. Надо успеть выпроводить Роднина к тому времени, но Алексей всё заставлял Фрола пить. Они пили давно и упрямо, словно поклялись, что непременно напьются. Панин отяжелел, голова налилась свинцом, вскоре он почувствовал, что стремительно пьянеет.