Егор Павлович Чусов долго подбирал жильё, пока не остановился на просторной, вместительной квартире, хозяева которой сбежали за границу. Егора Павловича согревала мысль, что в этих уютных обжитых комнатах никого не убили, не ограбили, и никто не успел здесь насвинячить. Между отъездом хозяев и вселением семейства Чусовых прошло немного времени. В конце концов, люди с чистой совестью из собственного дома не сбегают. Здесь можно было спокойно жить и отдыхать. Чистая квартира, безгрешная. Первым делом Егор Павлович вызвал из Москвы жену с ребёнком, второй уже был на подходе. Чусов не стал нанимать домработницу. Чужие люди в доме всегда к неприятностям. Выход нашёлся. Среди младшего помсостава Чусов подобрал послушного и расторопного паренька, сбежавшего из деревни в город в поисках лучшей жизни. Фрол Панин крестьянской сметкой понял, что помогать по хозяйству прямому начальству гораздо выгоднее, чем охранять колонны спецпереселенцев. Так и жили: Егор Павлович, его беременная жена, трёхлетняя дочка и Фрол Панин, коренной уроженец Сибири. Чусову нравилось, что Панин из местных, с ним легче будет приспосабливаться к здешним порядкам. Фрол всё подскажет, всё найдёт, подыщет. Иметь такого денщика удобно и ненакладно.
Гостей в дом приглашали редко, только в случае служебной необходимости. Все друзья Чусовых остались в Москве, в Томске знакомыми пока не обзавелись. Изредка заходил местный товарищ Александр Николаевич Рагузин, но не по дружбе, а по служебным делам. Беспокойный он, этот старый каторжник, придёт, всё выпытает, потом в воспоминания ударится. Егор Павлович молча терпел присутствие нудного гостя, а когда тот собирался уходить, то не удерживал. Когда приходил Александр Николаевич, Панин прятался в комнатах. Егор Павлович побаивался огласки по службе, мало ли что, вдруг Рагузину не понравится, что вместо домработницы хозяйством у Чусова занимается младший помсостава.
На столе уютно пыхтел самовар, с верхом загруженный красными углями, стояли пузатые чашки с цветастыми блюдечками, по краям лежали накрахмаленные салфетки.
— Хорошо у тебя, Егор Палыч! Уютно. Только тихо как-то, — скупо похвалил Рагузин, поглядывая в полуоткрытую дверь. Оттуда не доносилось ни звука. В комнатах мёртвая тишина. А ведь у Чусова ребёнок малый, трёхлетка, девочка.
— Дочка спит, и жена прилегла, устаёт очень, она на сносях, — медленно подбирая слова, ответил Егор Павлович.
— Вот я и говорю, везёт тебе, Чусов! Жена молодая, детки малые, квартиру вон какую отхватил от государства, — не унимался Рагузин.
— Государство ценит меня за службу, — слегка покраснел Чусов. — В Москве предложили возглавить отдел в новом управлении, я согласился. А теперь назначили начальником конвойной службы. В помощь местным кадрам. В управлении меня ценят.
— А ведь должны были меня назначить, — вздохнул Рагузин, — но тут ты объявился. Тебя и назначили. Что ж, теперь мы должны в одной связке служить. Как ниточка с иголочкой. Куда ты, туда и я. Споры, рассуждения, дискуссии — это всё не для нас. Мы на службе у товарища Сталина! И этим всё сказано.
— Разве я спорю с вами? Нет, не спорю, — угрюмо процедил Егор Павлович, мысленно проклиная Рагузина. Старый холостяк, больной, кашляет, живёт в пристройке старого дома, впрочем, выглядит аккуратно, но вечно голодный. Его никуда не зовут, а он заявится без приглашения и молча смотрит на стол, мол, угоститься бы чем-нибудь. Утомительный старик, опасный. Хотя он не совсем старик. Ему ещё и пятидесяти нет.
— Выпить хотите, Александр Николаевич? У меня спирт есть. Фрол принёс.
— А-а, это младший помсостава? Бойкий такой паренёк? Я знаю его, знаю, очень смышлёный боец. Далеко пойдёт!
Чусов передёрнулся. Уже про всё узнал, про всё пронюхал, старый пень.
— Да, хороший боец, справный! — с готовностью подтвердил Егор Павлович. — Так будете спирт?
— Хорошее дело, — кивнул Рагузин, — можно и выпить.
Зажурчала вода, разбавляя прозрачный спирт. Рагузин сделал предостерегающий жест, мол, не надо разбавлять, но не успел, Чусов уже долил воды из графина.
— Кто ж спирт разбавляет, чудило ты этакое?
Чусова снова передёрнуло. Рагузин его помощник, а обращается с ним, как командир. Надо поставить подчинённого на место. Эх, ткнуть бы его мордой в грязь, откуда он так и не вылез. Ему даже каторга не помогла.
— Пейте, Александр Николаевич, кто ж сейчас чистый спирт пьёт? Только деклассированные да уголовники, — делано засмеялся Егор Палыч.
— А я и есть уголовник, самый настоящий, — поддержал веселье Рагузин, — при царском режиме кто я был? Каторжник, уголовник, преступник! А сейчас красный командир, вон какие у меня петлицы!
— Помощник красного командира, Александр Николаевич, помощник, — мягко поправил Егор Павлович, наливаясь яростью от раздражения и выпитого спирта.
— А хоть и помощник, Егор Палыч, петлиц-то у меня вон сколько!