Смерть-остров

Дверь захлопнули и лязгнули засовом. Фрол присел на холодную скамейку, положив котомку на колени. Продукты надо беречь, пригодятся. Мало ли, как судьба сложится. Машина тряслась по ухабам, вдруг, резко затормозив, остановилась. Дверь распахнулась. Фрол не разглядел в темноте, кто выводил его из машины. В коридоре не было освещения, где-то вдали тускло мерцала лампочка. Фрола со всей силы втолкнули в кабинет и закрыли за ним дверь.

— Ты чего? — раздалось в темноте.

— Я чо, я ничо! Ну это, ничего, я Фрол Панин. Младший помсостава. У товарища Чусова служил. Вот, привезли к вам.

Фрол неловко переступил, стараясь сделать котомку незаметной.

— А-а, это ты, Фрол Панин, садись!

Неизвестный разговаривал почти полушёпотом, голос с клекочущей хрипотцой от непрерывного курения. В кабинете хоть топор вешай, так накурено. Фрол осторожно присел на стул, прижав котомку коленями.

— Ну, рассказывай, как ты докатился до жизни такой? — просипел голос и закашлялся.

— До какой такой? — прошептал Фрол, вглядываясь в темноту. На столе стояла настольная лампа с кругом тусклого света. За кругом была темнота.

— Ты, давай, не темни! Говори, как есть, — неожиданно взвизгнул голос, напугав Фрола до беспамятства.

— Да чо я темню-то? Не темню я, всё скажу, как есть! — затараторил Фрол и согнулся, пытаясь поймать под лампой лицо собеседника. — Только чо говорить-то? Вы уж подскажите.

Фрол вдруг понял, что если сказать правду, то и самого прихватят за шкирку, пристрелят сразу, мол, прислуживал вредителю советского строя. Надо выгородить хозяина, тогда и своя шкура спасётся. Фрол перекинул котомку от волнения. Эх, кабы знать, куда хозяина увезли!

— Ладно тебе, деревня, «чо-чо», — устало передразнил голос и вдруг из круга света высунулся человек. — Так о чём говорил товарищ Чусов? Ты слышал?

— Слышал, — подтвердил Фрол, — часто слышал, о чём он говорил. Егор Палыч баил, что советская власть дала мне большие, эти, как их, забыл…

— Чего она тебе дала? Чего? Вспоминай, я сказал!

Теперь Фрол видел его лицо — обычное, очень молодое и простое, из деревенских, нос торчком. Свой, значит. Фрол обрадовался. С таким можно договориться.

— Возможности большие дала, вот чего! Слушай, а ты балык будешь? Я тут спецпаёк получил на Чусовых.

— Чего-о-о? — Круг света пересел на Фролово лицо. Собеседник направил лампу, чтобы получше рассмотреть нахала. Панин зажмурился. Свет не яркий, но глаз пробивает.

— Да я продукты получил в хозуправлении для товарища Чусова. Тут на два дня. Много всего напихано.

— А-а, понятно! Давай, давай, а то я тут сижу голодом третьи сутки. Всё возят и возят ко мне разных вредителей, совсем замучился, — пожаловался парень и вышел из-за стола. — Давай «пять», я Алексей Роднин, уполномоченный ГПУ. Щас, только чайник поставлю.

Алексей загремел посудой и куда-то ушёл, оставив Фрола в состоянии полного изумления: «Вот это уполномоченный, возрастом-то, как я, а то и меньше будет. Простой, свой парень, из деревни, видать. Как же это он ушёл, и пистолет на столе оставил? А мало ли что…» Впрочем, Алексей вскоре вернулся с кипятком.

— Ну, так, где твой балык?

Они долго пили чай вприкуску, по-деревенски, откусывая сахар по кусочку и щурясь от удовольствия.

— Так чего ещё говорил твой Чусов?

— Да он ничего такого не говорил, а вот товарищ Рагузин много чего наболтал, пьянь каторжная, пьёт он много, спирт прямо кружками в глотку заливает, — озираясь, прошептал Фрол.

— Как Рагузин? Александр Николаевич? — В голосе Роднина послышалось недоверие.

— Да, этот Рагузин много чего трепал языком. Сказал, что вместо проспекта Сталина будут строить стадион, мол, для города Томска это важнее. А как это может быть важнее, а? Для нас товарищ Сталин важнее жизни!

Роднин отложил кусок хлеба, отодвинул чашку и задумался.

— А ты ничего не перепутал? Это точно Рагузин сказал?

— Он! — воскликнул Панин. — Я, в спальне закрывшись, сидел, боялся нос высунуть. А он трепется и трепется. Трепло каторжное! Хозяйка от испуга в угол забилась и просидела там весь вечер. Она тоже слышала.

— Это Зоя, что ли? — спросил Роднин, недоверчиво качая головой.

— Она самая, Зоя Сильвестровна Чусова, хозяйка. На сносях она. Ребёночка ждёт.

Роднин молча вертел пистолетом. Новенький вальтер крутился, как заведённый.

— Нарядный, и маслом от него за версту несёт, — с восхищением ткнул пальцем в пистолет Фрол, — а патроны в нём есть?

— Да, заряжен, всё, как положено! — отрезал Роднин и встал, чуть не опрокинув чайник с кипятком. Фрол сжался. Переход от мирной беседы был резким.

— Всё с тобой ясно! Будешь приходить ко мне по первому вызову, понял?

Алексей придвинул лампу и спрятался за кругом света, только длинные пальцы выбивали нервную дробь.

— Товарищ оперуполномоченный, а можно как-нибудь, того-этого, — закрутился Фрол перед настольной лампой.

— Чего — «того-этого»? Не хочешь приходить ко мне? А кто покрывал вредителей советского строя! Ты? Ты! Капуста тушёная! Теперь изволь отвечать за свои проступки перед Советским государством.

— Дык я, дык чо? Чо надо сделать, чтоб больше не таскали к вам?