Она свернула с трассы. Дорога в лес была еще более скользкой, на горки ей приходилось взбираться на второй передаче, но теперь медленная езда ее не раздражала. Спокойствие, привычное для дачи у озера, настигло ее уже здесь. Заплатки полей и перелески проплывали мимо в темноте, покрытые снегом, тихие… Йомар был пациентом Майлин, был с ней знаком, и это все меняло. Можно было бы еще что-нибудь выяснить, что он скрывал, контролировать это. Или сказать ему по телефону еще более страшные вещи, постараться как следует, чтобы он даже не пытался больше с ней встретиться. Она могла рассказать, что убила человека.
Дорога в лесу была расчищена до парковки и выше. Но там, где начиналась летняя тропа, пришлось достать снегоступы. Снег был суше и легче, чем в городе, а под свежим снегом, выпавшим за день, лежал слой наста. Она начала пробивать путь к лесу. Остановилась и прислушалась. У Майлин будет могила, где Лисс сможет зажигать свечи и ставить розы в кувшине. Но только здесь она приближалась к сестре.
С помощью снегоступов она счистила снег у двери в сарай. Достала лопату, откопала веранду и освободила от снега дверь в дом. Приятно ощущать, как пот струится по спине. Приятно делать все привычные дела, когда приезжаешь на дачу. Растопить камин и печку, протоптать тропинку к озеру, опустить ведра в полынью под камнем. Вернувшись с водой, Лисс разделась и выбежала на улицу голышом, натерлась снегом, легла на ледяной ковер, перекатилась пару раз с боку на бок, потом легла на спину и лежала, пока спина не онемела от холода.
Тогда она растерла себя мохнатым полотенцем до красноты на бледной коже, несколько минут попрыгала по гостиной, а потом опустилась в кресло перед камином. Сидела и смотрела на огонь.
В блокноте осталось совсем мало страниц.
Снова пришла странная мысль, что сестра каким-то образом может это прочитать. Будто этот маленький блокнот был порогом туда, где находилась Майлин. В малейших деталях она стала описывать ночь на Блёмстраат. Все, что там случилось. Все, что она сделала.
Закончив, Лисс достала бутылку красного вина, которую бросила в рюкзак, взяла из шкафа два бокала. Только начав рыться в кухонном ящике, она обнаружила, что пропал штопор. Она заметила это еще в первый приезд накануне Рождества, но забыла прихватить с собой новый.
Не похоже на Майлин увозить отсюда вещи. В самом низу предпоследней страницы она написала:
Она поднесла парафиновую лампу к стеллажу, чтобы достать книжку. Хотелось выбрать что-нибудь уже читанное, с чем можно заснуть, не дочитав до пятой страницы. Ряд книг слегка выступал вперед, Майлин всегда поправляла книги, чтобы они стояли ровно. Она могла ходить по даче и наводить здесь и там порядок. Заставляла Лисс прибирать раскиданные вещи, ставить стеклянные фигурки на каминную полку симметрично или в какой-то логической последовательности. Майлин нравилось наводить порядок, и при этом ее не раздражал чужой хаос.
Лисс достала детектив, над которым когда-то засыпала, бросила его на диван и приложила обе ладони к корешкам книг, чтобы затолкнуть их на место. Они не сдвинулись. Твердо решив навести порядок в духе Майлин, она достала шесть-семь книг, которые торчали на полке. Что-то лежало сзади и мешало: завалившаяся книга. Она была не толстой, в мягкой обложке. Лисс потянула за обложку, вытащила книгу и поднесла к парафиновой лампе на столе.
«Шандор Ференци, — прочитала она. — Клинический дневник Шандора Ференци».
4
Роар Хорват прибавил газу. На шоссе между полосами лежал убранный снег, колесо зацепило сугроб, и машину чуть не развернуло. Роар снизил скорость и вышел из заноса.
Новости закончились, он переключил проигрыватель. Внутри лежал старый диск «Пинк Флойд», и он вывернул громкость на максимум. Был вечер пятницы, и Хорват провел день с раннего утра в офисе. Последние ночи спал ужасно. На работе он собирался заново перечитать все свидетельские показания в деле Майлин. Он чувствовал себя марафонцем, достигшим финиша, которого просят пробежать дистанцию еще раз. Он рассчитывал следить за работой в Бергене и за контактами с близкими Майлин. Но его посадили читать документы, что можно было расценить исключительно как понижение, и ему очень хотелось попросить Викена прямо признаться, что это вызвано его враньем в то утро в гараже.
Телефон зазвонил. Роар выключил музыку, поискал гарнитуру, вспомнил, что она осталась на столе в кабинете. Пришлось прижать телефон к уху плечом.
— Это Анна София.
Он быстро припомнил всех женщин, к которым обращался по имени, и не обнаружил никакой Анны Софии. Матери Ильвы Рихтер в этом списке не было, но отчетливый бергенский диалект помог ему быстро разобраться, с кем он разговаривает.