Смерть от воды

В машине она все еще думает об этих четырех словах. «Лыжи». Все их прогулки через лес и по озеру. Из Лосбю до самого Флатебю. Весь лес принадлежал им. «Каникулы». Но какие? Наверняка какие-нибудь конкретные зимние или пасхальные, потому что «лыжи» не могут быть летом. Пока Майлин не закончила школу и не поступила в университет, они чаще всего ездили на дачу вместе, вдвоем. У Майлин были парни, но она никого с собой не брала. Пока не появился Пол Эвербю. Он первым поехал с ними на дачу. Тогда она уже отучилась полгода в университете. Лисс Пол не понравился. Он сразу повел себя по-хозяйски Руководил, организовывал воду и дрова. Раньше все происходило само собой. Лисс нравилось все делать самой, вставать первой, приносить воду в ведрах и разжигать камин. Теперь же возникли ссоры и сопротивление. И Пол Эвербю пытался ее убедить, что для Майлин он тоже был хозяином.

В те зимние каникулы Лисс ходила в последний класс средней школы и должна была перейти в старшие классы. Они были там только втроем. Однажды утром она вышла к сараю. Села в туалете. Не заперлась на крючок. Услышала шаги снаружи. Это была не Майлин. Лисс вытерлась и собралась надеть брюки. И тут дверь распахнули. Пол не сказал «извини», стоял и глазел на нее. Она не успела натянуть узкие брюки. Он не уходил, вошел. Встал вплотную к ней. Сунул руку ей между ног: «Ты ужасно красивая». Она промерзла насквозь и словно приклеилась к полу. Он сунул палец ей внутрь. «Лисс», — пробормотал он и наклонился, чтобы ее поцеловать. Изо рта у него пахло табаком и гнилым сыром, а может, это был запах из туалета? Благодаря этому запаху ей удалось оторвать ноги и броситься к двери.

Почему она этого никогда не рассказывала сестре? Если бы Майлин узнала, какой Пол на самом деле, ей было бы больно. А что ей будет еще хуже, если она продолжит с ним отношения, об этом Лисс не думала. Через какое-то время Майлин все равно с ним порвала, и тогда уже не было смысла рассказывать.

*

Кто-то здесь был, догадалась она, перебравшись через скалу и соскользнув к стенке навеса. Она стояла и обдумывала это. Занавеска — решила она. Она всегда задергивала занавеску в гостиной перед отъездом. Теперь она была отдернута. Она пошла вдоль дома к веранде, вынула ключ из уголка под водостоком, отперла дом. Никаких признаков вторжения. Все казалось нетронутым. Кроме этой занавески. Может, она неправильно запомнила? Или здесь был Таге? Вильям? Или мама? Последнее — исключено. Мать не выходила из дома с Рождества.

Лисс осмотрела все комнаты, не нашла ничего особенного. Обошла еще раз вокруг дома к сараю. В нос ударил запах старого дерьма. Большое количество семейного дерьма собрано и гниет здесь десятилетиями. Когда она подняла крышку туалета, повеяло чем-то вроде хлора. На окошке валялись дохлые мухи. Может, не все из них сдохли. Просто лежали и ждали тепла, чтобы вернуться обратно к жизни. И Майлин тоже не умерла… Может, она погружена в глубокую заморозку и может оттаять. Медленно пошевелить губами, открыть глаза. Они были изранены. Она больше никогда не сможет видеть. Кто хотел, чтобы Майлин больше не видела?

Она встала, захлопнула крышку, внезапно разозлилась, та же злость приморозила ее к полу десять лет назад. Теперь она распахнула дверь и завыла на деревья и скалу за дачей.

Уже почти стемнело, когда она взяла ведра и отправилась к большому камню. Лед наверняка установился прочнее, чем до Рождества, но полынья тянулась, как всегда, от устья ручья в озеро, черный зимний глаз простерся на поверхности воды и смотрел на нее. Она наклонилась, зажгла фонарик и направила на него. Свет преломился о ясную ледяную воду и исчез в глубине.

«Пески» и «весла». Она отрыла от снега дверь в лодочный сарай. Лодка лежала днищем кверху. Надо было ее просмолить. Она принюхалась. Море и гниль. Под крышей висели удочки и какие-то останки со времен деревянных лыж, задолго до ее рождения. Оба весла были на месте. Она подняла их, перевернула, посветила по всей длине, изучила каждый сантиметр дерева, каждый срез, каждую трещину. Она помнила их точно такими же.