Смерть Отморозка. Книга Вторая

Сам Норов по-прежнему жил один, в большом красивом доме, куда приезжал лишь ночевать. Дом находился под круглосуточной охраной, туда ежедневно приходила домработница. Необходимость ее присутствия диктовалась тем, что Норов редко возвращался один, обычно его сопровождали две-три девушки, которые, в отличие от него, аккуратностью не отличались.

Им непременно хотелось перепробовать все деликатесы из Норовского холодильника, даже после долгого вечера в ресторане; сладкое шампанское они готовы были пить бутылками, и лучше – в джакузи, куда они обязательно залезали все вместе. Они не укладывались, не исследовав все помещения в доме, не нажав все выключатели и что-нибудь не сломав. Словом, следы своего пребывания они оставляли повсюду и нередко разрушительные.

Если Норов задерживался на деловых встречах, то девушек привозила к нему охрана, и они, дожидаясь его, развлекали себя выпивкой и игрой на бильярде, бывшем тогда в моде. Большой бильярдный стол располагался в цокольном этаже; Норов в одиночестве порой гонял шары. С девушками он играл на раздевание, – это облегчало переход от одной фазы к другой.

Счет девушкам Норов не вел, их было много, контингент постоянно менялся, он не запоминал ни лиц, ни имен, и порой заново знакомился с теми, с кем уже спал. Подобная забывчивость их, конечно, обижала, но они терпели, – он много платил и делал дорогие подарки.

Иногда из дома что-нибудь исчезало: безделушки, аксессуары, дорогие ручки, парфюмерия, мелочи одежды; однажды даже пропал высокий итальянский торшер, – черт знает, как девицы ухитрились его спереть незаметно для охраны. Домработница, обнаружив пропажу, с негодованием докладывала Норову, но он только отмахивался.

Денег на женщин он никогда не жалел. Сережа Дорошенко, ведавший финансами фирмы, был в курсе его трат и сильно сокрушался по этому поводу. Он частенько приговаривал со вздохом:

– Эх, Пал Саныч, вот бы и мне стать вашей женщиной!

Эта шутка, которую Сережа повторял и в присутствии своей жены, заставляла Норова испытывать неловкость.

***

Когда Норов появился на лестнице, Лиз возилась у разбитого окна, заметая осколки стекла в пластиковый совок.

– Бонжур, Лиз, – сказал Норов.

– Бонжур, месье Поль, – отозвалась она, аккуратно орудуя веником. – Я сейчас тут все уберу, вы не волнуйтесь. Интересно, как же такое могло получиться?

Увлеченная своим занятием, она рассуждала, не поднимая головы, стараясь не пропустить ни одного осколка.

– Случается, что птицы ненароком ударяются, но чтобы стекло разбилось, такого еще не было!

Она выпрямилась с совком в руке, только тогда увидела заплывшее лицо Норова и замерла.

– Тут двойные рамы и очень прочные стекла,.. – по инерции еще произнесла она, и, прервавшись на полуслове, замолчала. Совок наклонился, и осколки из него вновь посыпались на пол.

– Я тоже рад вас видеть, – сказал Норов.

– Ой! – опомнившись, воскликнула Лиз. – Простите!

– Надеюсь, у вас все в порядке?

– Э-э… да… спасибо. А у вас?

– Все отлично. Не считая того, что подмигивать теперь могу только одним глазом.

Он показал, как может теперь подмигивать, но Лиз это не позабавило. Она смотрела на него с изумлением и страхом.

– Я тут немного поспарринговал, – пояснил Норов и сделал несколько боксерских движений. – Пропустил пару раз. Отвык уже, годы…

– Разве тут кто-то еще, кроме вас, занимается боксом? – удивилась Лиз.

– Я нашел одного парня, – туманно ответил Норов.

– Здесь? У нас?

– Да нет… он живет в другом месте, неподалеку. Можно сказать, мне повезло.

– Вы считаете, вам повезло? – с сомнением отозвалась Лиз.

***

К середине девяностых годов русские уже прочно освоили все заграничные морские побережья. Большинству полюбились недорогие Египет и Турция, те, кто побогаче, предпочитали Лазурный берег, Испанию и Италию.

Норов курорты не любил. Забитые туристами отели, груды некрасивых лоснящихся от пота и крема тел на пляжах, обжорство, праздность, лень, –

все это было не для него. Он не понимал, как можно получать удовольствие, часами жарясь на шезлонге под палящим солнцем, как бифштекс. Для него провести и пятнадцать минут в таком положении, без движения, было пыткой. Барахтаться в море, крутя над поверхностью волн головой, чтобы не нахлебаться соленой воды, представлялось ему, бывшему пловцу, карикатурой на плаванье, а от вида неприветливых физиономий соотечественников и их пингвиньей походки вразвалку ему хотелось выругаться.

Он пристрастился к подводному плаванию и несколько раз в году улетал на острова: Мальдивы, Маврикий, Кубу, где в компании таких же заядлых ныряльщиков погружался с аквалангом на дно морей и океанов. Он совершенствовался в этом умении, повышал свою квалификацию, регулярно сдавал экзамены и в конце концов получил сертификат инструктора.