Смерть Отморозка. Книга Вторая

– Месье Норов, вы не знаете, где сейчас находится месье Брикин?

– Понятия не имею.

– Когда вы в последний раз с ним виделись?

– В воскресенье на празднике по случаю дня рождения дочери мадам Кузинье и месье Пино.

– Он был там со своей подругой?

– Да, они приехали втроем: месье Камарк, месье Брикин, как вы его называете и мадам Куз-йакин.

Произнося эти фамилии, подобно Лансаку, на французский лад, Норов не смог сдержать улыбки.

– В каком настроении они были?

– В превосходном. Веселы.

– Они не ссорились?

– Месье Брикин и его девушка? Помнится, между ними вышла небольшая размолвка: месье Брикин хотел подарить девочке на день рождения 100 евро, а мадам Куз-йакин просила, чтобы он ограничился пятьюдесятью. Месье Брикину удалось настоять на своем… Вы считаете, это имеет какое-то отношение к убийству месье Камарка?

– Я имею в виду, не ссорились ли месье Брикин и месье Камарк?

– При мне они только обнимались и целовались. У меня создалось впечатление, что они очень нравились друг другу.

– Вот как?

– Вас это удивляет? В наши дни в Европе между мужчинами это встречается часто и, насколько я могу судить, приветствуется прогрессивной французской общественностью. Уверен, что вы тоже очень нравитесь своим подчиненным.

Виктор Пере вновь хмыкнул.

– Потрудитесь оставить свои догадки при себе, месье Норов.

– Боюсь, тогда я не смогу отвечать на ваши вопросы.

– Придерживайтесь, пожалуйста, фактов…

– Факт заключается в том, что сейчас без пяти двенадцать. Пора обедать, месье Лансак.

– Мы заканчиваем. Вы уехали с праздника вместе с месье Брикин?

– Нет, я приехал с мадам Полян-ска и с ней же уехал. В некоторых вопросах я старомоден и довольно постоянен.

– А месье Брикин?

– Насколько я знаю, он уехал со своей подругой.

– С тех пор вы его не видели?

– Я уже отвечал на этот вопрос.

– Он вам не звонил?

– Нет. И не писал.

– А мадам Куз-йакин?

– Нет.

– А вам, мадам Пол-янска?

Он взглянул на Анну и его глаза остро блеснули из–под очков. Вопрос жандарма застал Анну врасплох.

– Что вы имеете в виду? – настороженно спросила она, выигрывая время.

– Я задал очень простой вопрос: мадам Куз-йакин вам звонила?

– Н-нет… Нет, не звонила.

Анна не умела лгать. Лансак это сразу почувствовал.

– Вы уверены? – с нажимом переспросил он.

– Я… точно не помню….

– Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить. Посмотрите по списку входящих звонков на своем телефоне.

Анна машинально взяла свой телефон, бегло взглянула на монитор и тут же отложила.

– Возможно, звонила.

– О чем вы говорили?

– У меня не сохранилось в памяти. Должно быть, о чем-то неважном.

– Вы не знаете, где она?

– Нет. Не знаю…

Норов вновь ободряюще улыбнулся ей. В том, что Лансак заметил ее замешательство, он не сомневался. Но Лансак и без того был предубежден против них и подозревал во всех грехах, и вряд ли ответы Анны могли изменить его отношение.

***

Под Осинкина Норов собрал небольшую, но сильную команду из лучших журналистов и опытных организаторов. Платил он много, и ребята старались. Главной задачей на первом этапе было повышение рейтинга. Журналисты придумывали различные информационные поводы, не связанные впрямую с политикой, и договаривались с телевизионщиками, чтобы Осинкин чаще мелькал на экране; агитаторы неустанно совершали поквартирные обходы, раздавая листовки и убеждая граждан, что лучшего мэра, чем Осинкин, просто не бывает.

В Саратове вещало восемь телеканалов, главный, государственный, получал дотации от областной администрации и работал на Пивоварова; других кандидатов туда просто не пускали. Имя Егорова там произносилось лишь в ругательном контексте, а имена Кочана или Осинкина не произносилось вовсе.

Но остальные каналы охотно брали деньги и показывали Осинкина без возражений, – он хорошо говорил, был импозантен, словом, как выражаются телевизионщики, «картинки не портил». Порой он представал в домашнем интерьере: в своей скромной «трешке», с женой и детьми, иногда на даче в шесть соток с покосившимся домиком, требовавшим ремонта, и часто на улицах города. Такой ракурс был непривычным для населения; в советские времена политики прятали свои семьи от глаз общественности, все личное вообще было под запретом. Ленька, следивший из Москвы за ходом кампании, предупреждал Норова, что наши граждане такой подход могут не понять. Норов считал иначе, к тому же ему все равно приходилось рисковать.

Осинкин проводил по восемь-десять встреч в день, хотя людей на них приходило совсем немного, иногда три-четыре человека. Но написанные от руки объявления регулярно развешивались на дверях подъездов, и Осинкин со своими активистами неутомимо прочесывал город, не пропуская ни одного квартала. О политике он говорил мало, в основном – на житейские темы, близкие горожанам: о забитых мусором дворах, о плохих дорогах, о городском транспорте, который то и дело ломался, о протекающих крышах, об острой нехватке детсадов, школ и больниц. Говорил рассудительно, по-деловому, подчеркивая, что изменить город можно только общими усилиями, всем вместе. «Вместе», «в команде» – вообще были его любимыми словами.