Оба опираются о столбы, к которым прикреплены головы потертых древних богов, и молчат. Во дворе деда блеяние козы, мычание коровы, рев осла, кудахтанье кур и ржание лошадей. Все разбитые двери, висящие на своих осях, скрипят на ветру. Из открытого окна кухни доносится голос Агаты:
Ароматный запах кофе вместе с голосом доходит до веранды дома.
– Идем к Агате, – машет Гейнц рукой Эрвину, – священник нас уже там ждет. От кастрюль на плите Агаты идет пар. Общипанная курица положена около раковины. Вторая, еще не ощипанная, кудахчет, сидя в корзине на яйцах.
– Добро пожаловать, – Агата захвачена врасплох их появлением, быстро вытирает полотенцем стулья и приглашает гостей к столу, заставленному посудой и едой.
– А где священник, Агата? – спрашивает Гейнц. – Ты не видела его?
– Нет, священник сюда не приходил, говорит Агата и ставит перед ними большие толстые чашки, расписанные голубыми цветами. Сидя с ними, держит на коленях миску и что-то на ней помешивает.
– Что ты делаешь, Агата? – спрашивает Гейнц, состроив приятное выражение лица.
– Крем, – коротко отвечает Агата, – лимонный крем.
– Лимонный крем Агаты знаменит за пределами дома, Эрвин.
– Все, – Агата перестает помешивать, – давным-давно ты не пробовал лимонный крем. Фрида, бывало, говорила мне: Агата, как у тебя получается такой превосходный лимонный крем? А у меня не получается. Как, Агата? А я ей отвечала: Фрида, мой лимонный крем тает под языком, потому что я беру большие лимоны лучшего качества и не мешаю с водой. И это все. Фрида добавляет воду.
– Да, Агата, – продолжает Гейнц подлизываться к ней, – Фрида экономна.
– Скупа! – повышает Агата голос. – Полнейшая скупердяйка. Эта болезнь у нее из-за банка. Из-за него она все замешивает на воде.
– Из-за банка? – удивляется Гейнц. – Какое отношение имеет крем к банку?
– Гейнц, – строго говорит Агата, – ты еще молод, а у молодых понимание ограничено. Если я тебе говорю, что все беды ее приходят из-за банка, так оно и есть.
– Ага! – улавливает Гейнц, что она имеет в виду, с удовольствием пьет ее отличный кофе и смеется.
– Агата, – объясняет он Эрвину, – Агата имеет в виду посещение Фридой раз в году банка перед праздником Рождества. У нас в доме Фриде не платят за работу. Месячная оплата, как служанкам? Боже упаси. Такое дело оскорбило бы Фриду до глубины души. Каждый год, перед Рождеством, отец переводит полагающуюся Фриде сумму в банк. И раз в год наряжается Фрида в свои лучшие одежды и, в сопровождении моего отца и деда направляется в банк. За день до этого дед звонит по телефону директору банка, который, естественно, его друг, и торжественно сообщает об их приходе. Мальчик-служка ожидает их появления перед входом, у коричневой мраморной стены, широко распахивает дверцу черного автомобиля и помогает Фриде выйти из нее, как важной матроне. И, конечно же, Фрида не стоит в очереди с обыкновенными смертными. Сам директор собственной персоной сходит по ступенькам, покрытым красным ковром, чтобы встретить ее с большим почетом. Он ведет ее прямо в свой кабинет, берет у деда толстую роскошную сигару, которая уже заготовлена в его портмоне, и тут же окутывается клубами ароматного дыма. После того, как они погружаются в кожаные кресла, приходит угощение в виде чашки мокко и сигара наполовину выкурена, директор приказывает принести Фриде ее счет, раскладывает перед ней на столе ряды чисел, проценты от процентов и всякие тайны тайн банковской мудрости. В эти минуты отец и дед сидят, не произнося ни звука. Одна Фрида в центре внимания. Когда завершаются разговоры и разъяснения, и директор до конца выкуривает сигару, Фриде становится ясно, что богатство ее увеличилось. И она обещает всем, что в любом случае, все это богатство она отпишет в наследство детям Леви, потому что это ее дети. Именно, она вырастила их и сделала их людьми. Тут же дед вручает директору всю пачку роскошных сигар, вся компания встает из кожаных кресел. На этом завершается визит Фриды к своему банковскому счету.
– И в этом году она снова была в банке? – спрашивает Агата.
– Да, – признается Гейнц тоном знающего человека, – в это году снова была.
– И дед был с ней?
– Да.
– А мы даже свинью не зарезали в этом году к празднику Рождества, – Агата сердито продолжает замешивать в миске лимонный сок, – дед не приехал праздновать с нами, хотя и обещал. Была я одна с Руди. Ах, Иисус Христос! Одна с этой гнусной физиономией, – Агата в сердцах решительным жестом ставит миску на стол.
– Это из-за отца, Агата, – проявляет к ней жалость Гейнц, – это из-за моего отца, а не из-за Фриды. Отец плохо себя чувствует, Агата.
– Отец твой плохо себя чувствует? А ты…Чего явился сюда, если отец твой плохо себя чувствует?
– Я, Агата, – заикается Гейнц, – я приехал к вам немного отдохнуть. И я не очень хорошо себя чувствую, для меня это оздоровительная поездка.
– Господа, которые с тобой приехали, тоже больны?