Смерть парфюмера

Я взглянула на Майло, в котором не было ни умиротворения, ни дремоты. Сегодня вечером из него била неуемная энергия, и я знала, что ему не очень-то нравилось сидеть в тесном купе. Однако он отказался от моего предложения выпить, когда мы закончили с кофе после ужина.

— Присядь, — пригласила я, похлопав ладонью по соседней банкетке. Он завязал пояс на халате и присоединился ко мне. Достав из кармана серебряный портсигар и зажигалку, он закурил и со вздохом откинулся на спинку сиденья.

На мгновение я вгляделась в гладкие очертания его профиля, прежде чем спросила:

— Ты ведь не сердишься, что мы не отправились в Париж самолетом?

Он посмотрел на меня.

— Нет, дорогая, — ответил он, протягивая руку, чтобы сжать мою ладонь. — Дюво наверняка полетел бы на истребителе «Хитрый лис», а там всего два места.

— Ты мог бы полететь и без меня.

— Я не столь дорожу обществом Дюво, чтобы предпочесть его тебе.

— Но тебе бы очень понравилось полететь на аэроплане.

— Я бы отдал все аэропланы мира за тесное купе с тобой, — произнес Майло, поднося мою руку к губам и целуя ее.

Я улыбнулась, но ощутила нарастающую тревогу. Обычно Майло всегда говорил правильные вещи. Но когда он проявлял такую нежность, это вызывало подозрение. Это чувство не отпускало меня с той минуты, как я прочла письмо мадам Нанетт. В нашей поездке в Париж таилось нечто большее, чем лежало на поверхности.

Я повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Майло, я хотела тебя кое о чем спросить.

— Да? — отозвался он, беря французскую газету, разворачивая ее и пробегая глазами заголовки. — И о чем же?

— Почему ты не сказал мне на Капри, что тебе писала мадам Нанетт?

Он пожал плечами:

— Да не было особых причин.

— Но ты мог хотя бы обмолвиться, что это стало причиной приезда на Комо, — не унималась я.

На секунду Майло замялся, и у меня создалось впечатление, что он колеблется, соврать или нет.

— Полагаю, я об этом не подумал, — беззаботно ответил он, не отрываясь от газеты.

Теперь я точно знала, что он врет. Майло обладал многими качествами, но забывчивость к ним никак не относилась.

В нашем браке был период, когда я бы снисходительно отнеслась к подобной невнимательности, но за последние месяцы многое изменилось. Я была не в том настроении, чтобы мною играли. Я с подозрением на него посмотрела.

— Что ты недоговариваешь, Майло?

— Ты слишком подозрительна, душа моя, — сухо ответил он, сворачивая газету.

— И кто, по-твоему, в этом виноват? — полушутя поинтересовалась я.

— Целиком и полностью я, — отозвался Майло, отбросив газету и наклонившись ко мне. — Я жуткий негодяй, изводящий твое невинное сердце постоянными подозрениями. — Взгляд Майло говорил, что он сделает все возможное, чтобы отвлечь меня от этой темы.

Это подтвердилось, когда он прижался своими губами к моим и обнял меня, и на какой-то момент я почти забыла, что злюсь на него. Почти.

Я отстранилась и оттолкнула его.

— Ответь мне, Майло!

У него дернулся уголок рта, и это выражение свидетельствовало о раздражении и веселости. Он со вздохом откинулся на спинку сиденья.

— Я ничего об этом не сказал, опасаясь, что ты сделаешь то, что делаешь сейчас: примешься бросаться на малейший запах неприятностей, словно взвинченная ищейка.

Я вздернула брови.

— Сделаю вид, что я не заметила столь оскорбительного описания моей заинтересованности, и попрошу тебя всего лишь объясниться. Каких неприятностей?

Майло перегнулся через меня, чтобы затушить сигарету в бронзовой пепельнице, стоявшей на небольшом столике у окна.

— Я и сам точно не знаю. В первом письме мадам Нанетт дала понять, будто что-то случилось.

— Что ты хочешь сказать?

— Начнем с того, что она писала о деликатном деле, которое хотела со мной обсудить. И я тотчас же обратил внимание на расплывчатость и неопределенность формулировок. У нее никогда не возникало трудностей с выражением своих мыслей, так что тщательный подбор слов был очень неожиданным. В самой тональности письма сквозило что-то не то.

Расплывчатость сама по себе не является причиной для тревоги, но я верила чутью Майло. Когда он этого хотел, он был хладнокровным и проницательным.

— Напрямую она ничего не сказала, — продолжил муж, — однако у меня сложилось впечатление, что семья, в которой она работает, испытывает некие трудности.

— Они должны были приехать на отдых на озеро Комо, — напомнила я.

— Да. Я об этом не сказал, потому что не знал, имеет ли это какое-то значение. Мне казалось, что я мог бы отправиться поговорить с ней, ничем тебя не тревожа.

— Но сегодня утром ты получил второе письмо, — добавила я, — в котором говорится, что она задерживается в Париже.

Майло кивнул:

— Похоже, это подтверждает мои подозрения. Иначе бы она не просила меня приехать.

Даже исходя из имевшейся у нас скудной информации, я не могла не согласиться с его предположением, что что-то случилось. И жалела, что он не поделился со мной этим раньше.

— Знаешь, ты мог бы все-таки мне сказать, — заметила я.

Майло не выказал ни малейших признаков раскаяния.