Смерть – плохая примета

– Погода, говоришь, если хорошая, – задумчиво протянула Надежда Прохоровна. – Ром, а у нас сейчас погода какая?

Молчавший доселе Роман Владимирович очнулся от дум, отнесся к вопросу совсем не как к риторическому и посмотрел в окно:

– Хорошая. С самого утра.

– А времени сколько?

– Девять часов пятнадцать минут, – безропотно отрапортовал боксер.

– Тогда-а-а… свези-ка ты меня, Ромка, в тот двор, – почти про себя пробормотала баба Надя. —

А ты, Софа, конфеток собери. И сумку большую чем-нибудь набей. Я мигом – только в уличное оденусь и на выход. Да, в сумки еще банок каких-нибудь пустых накидайте, чтоб гремели…

Невероятная энергия бывшей крановщицы всем нашла применение: Софа готовила конфеты, Вадим Арнольдович набивал дорожную сумку газетами, тряпьем и банками – зачем, интересно?! – Марье досталось указание попроще:

– Ты, девонька, оденься незаметненько. В неяркое. Поедешь со мной, покажешь свою Нюру.

– А я…

– В машине с Ромкой останешься. Спрячешься на заднем сиденье, на Нюру просигнализируешь. Я быстро. Долго ждать не будете. А по дороге расскажешь мне, чего про Сахалин и тамошние цены знаешь. А то одни йогурты, понимаешь ли…

Мария, заматывая голову платком и нацепляя на нос большие солнцезащитные очки, покладисто припоминала все, что рассказывала ей соседка об обстановке в южно-сахалинских магазинах:

– Зарплаты как в Москве, цены – жуть. Самое простецкое мясо шестьсот рублей за килограмм. Много корейцев, – продолжила уже в машине с заднего сиденья. – Светлана в позапрошлом году приезжала, салаты у нее корейские получаются лучше, чем из наших супермаркетов.

– Дети есть?

– Да, двое. В Москву переезжать не хотят. Трудолюбиво учат японский язык.

– Зачем?! – ужаснулась баба Надя.

– К экспансии готовятся, – ухмыльнулся Рома и плавно ввел машину во двор, подальше от лавочки, где, по схематическим рассказам Марьи, предположительно дышала свежим воздухом искомая бабулька.

– Нет, – не согласилась Маша. – К культурному обмену. – И показала на свой подъезд и заполненную кумушками лавочку: – Вон баба Нюра. В цветастой шали на плечах.

Надежда Прохоровна прищурилась – далековато было, присмотрелась к компании:

– Ну, с богом, детки. За правое дело привирать иду. – Открыла дверь машины и тяжело спустилась на землю с высокой подножки: – Вы тут не высовывайтесь. Сидите тихо, я мигом, одна нога здесь, другая там.

Все еще находясь под впечатлением потрясающей энергетики пожилой добровольной разведчицы, Мария смотрела бабе Наде вслед: Надежда Прохоровна, ковыляя, подтаскивая «тяжелую» раздутую сумку, медленно продвигалась к лавочке.

– Нет, – покачала головой, – вы видели?! Одна нога здесь, другая там, отправилась в разведку!

– Это еще что, – хмыкнул Савельев. – В прошлом году баба Надя преступника задержала, минут двадцать под прицелом пистолета держала, пока милиция приехала…

– А пистолет у нее откуда?! – опешила Марья.

– А Лешка, раззява, потерял…

Надежда Прохоровна медленно подползала к лавочке, заполненной проветривающимися на вечернем холодке кумушками. Сумка «тяжело» била по ноге, разведчица пыхтела…

Район был свой. Участок уполномоченного Бубенцова, где приметную во всем Надежду Прохоровну любая собака со ста метров опознает. А уж ровесницы-пенсионерки и подавно либо по очередям в магазинах-аптеках, либо просто по встречам в переулках припомнить смогут…

И потому, подойдя к лавочке, свой монолог баба Надя начала с вранья совсем крошечного:

– Ой, девчонки, доброго вечера. Подружку вот ищу… Не подскажете?

Компания пенсионерок дружно и подслеповато прищурилась на тетку с большой сумкой. В глазах у парочки из них вроде бы мелькнуло узнавание…

– Это какую же подружку? – спросила «девчонка» в ситцевом халате, теплой безрукавке и шлепанцах не на босу ногу, а на толстенный зимний носок.

– Ой, Прасковьей зовут. Месяц назад сюда переехала. Вместе с дочерью, Мариной. Приехала и ко мне, значит, зашла, а меня – дома нет. Передала через соседку – поселилась, говорит, здесь неподалеку в желтой многоэтажке.

– У нас, что ли? – перебила бабу Надю дамочка в очках и вязаном жакете.

– Ой, не знаю, ой, не знаю, – пригорюнилась разведчица. – Многоэтажек-то неподалеку только три – ваша да две на проспекте. Уже битый час ноги бью – ищу!

– А чего ищешь-то? – посочувствовала та, что в зимних носках.

– Дак пропала! Как раз зашла, больше и не показывалась. Думаю – заболела. Пойду искать, проведаю.

Большая сумка, позвякивающая баночной тарой, мгновенно вызвала одобрение. Пенсионерка, отправившаяся проведывать только возможно заболевшую товарку с такой поклажей – куриный бульон, поди, пюре, котлетки, – уже вызывала положительные эмоции: народ дружно раздвинулся на лавочке, бабе Наде предложили присесть, отдохнуть.

– У нас никого новенького не прописывалось, – раздумчиво покачивая головой, проговорила бабулька с собачкой на руках.

– И у вас тоже?! – вконец «расстроилась» сыщица из бывших крановщиц. – Ну вспомните – невысокая такая, седенькая, месяц назад с Сахалина вернулась, квартиру они здесь с дочерью купили! А раньше на «Автозаводской» жили!