Смерть по объявлению. Неприятности в клубе «Беллона»

— Знаю, старина, знаю. Но какой прок вешать несчастных жертв или мелкую сошку? На их место всегда придут другие. Нам нужны главари. Взять хотя бы этого Миллигана, отъявленного негодяя, которому нет прощения, поскольку сам он наркотиков не употребляет. Допустим, мы его накажем прямо здесь и сейчас. Все начнется сначала, с новым заправилой и новым притоном, в котором он будет править свой бал. И кто от этого выиграет?

— Совершенно верно, — согласился Уимзи. — Но разве было бы намного лучше, если бы ты схватил человека, даже стоящего над Миллиганом? Все тоже опять началось бы сначала.

Паркер безнадежно развел руками.

— Я не знаю, Питер. Какой толк мучиться из-за этого? Моя работа состоит в том, чтобы по возможности хватать главарей банд, а вслед за этим — как можно больше мелкой рыбешки. Я не могу разрушать города и сжигать население.

— «Разве что огнем / Здесь судный день очистит каждый ком / И узников моих освободит»[61], — процитировал Уимзи. — Бывают времена, Чарлз, когда даже лишенная воображения благопристойность моего брата и злостная добродетельность его жены представляются мне достойными восхищения. Больше мне сказать нечего.

— Питер, ты обладаешь собственной добродетельностью, которая нравится мне куда больше, потому что в ней нет негатива, — сказал Паркер. Позволив себе подобный бурный выплеск чувств, он страшно покраснел и поспешил замаскировать это прегрешение против хорошего вкуса: — Но на данный момент, должен сказать, ты не слишком мне помог. Ты расследуешь это преступление — если это преступление — уже несколько недель, и единственным ощутимым результатом для меня явился перелом собственной ключицы…

— Она была сломана давно, — напомнил Уимзи, — и ради благой цели. Не суй свою чертову ключицу в мои дела.

В этот момент зазвонил телефон. Была половина девятого утра, Уимзи и его зять сидели за ранним завтраком, собираясь после него отправиться каждый на свою работу. Леди Мэри, которая, обеспечив их хлебом насущным, удалилась, предоставив им спорить друг с другом наедине, сняла трубку.

— Это из Скотленд-Ярда, дорогой, — сказала она. — Что-то насчет того человека, Панчона.

Подойдя к телефонному аппарату, Паркер погрузился в оживленную дискуссию, которую завершил словами:

— Пошлите туда немедленно Ламли и Иглза и скажите Панчону, чтобы был с вами на связи. Я выезжаю.

— Что случилось? — поинтересовался Уимзи.

— Наш друг Панчон снова видел того парня в смокинге, — ответил Паркер и ругнулся от боли, пытаясь просунуть травмированную руку в рукав. — Он увидел его сегодня утром возле редакции «Морнинг стар» — тот покупал утренний выпуск то ли их газеты, то ли какой-то еще. С того момента Панчон следует за ним по пятам. Сейчас они, представь себе, в Финчли[62]. Он говорит, что раньше не было возможности позвонить. Мне нужно спешить. До встречи. Мэри, дорогая, пока. — Он стремительно выбежал за дверь.

— Так-так, — сказал Уимзи. Отодвинув стул от стола, он рассеянно уставился в стену, на которой висел календарь. Затем, резким движением опрокинув сахарницу на скатерть, принялся, хмурясь, строить из ее содержимого башню. Мэри были хорошо известны эти признаки его вдохновения, и она тихонько выскользнула за дверь, отправившись по своим домашним делам.

Когда спустя три четверти часа она вернулась, ее брат, судя по всему, только что ушел. От резкого стука захлопнувшейся за ним двери башня рухнула, и кусочки сахара раскатились по всему столу, но она поняла, что башня была высокой. Мэри вздохнула.

«Быть сестрой Питера — почти все равно что быть родственницей государственного палача, — подумала она, невольно повторяя слова дамы, с которой у нее ни в каком ином отношении не было ничего общего. — А быть женой полицейского и того хуже. Предполагаю, что родственники палача радуются, когда у него нет недостатка в работе. Однако, — подумала она со свойственным ей чувством юмора, — можно ведь оказаться связанной родственными узами с гробовщиком, тогда пришлось бы радоваться смертям добродетельных людей, что неизмеримо хуже».

Сержант Ламли и констебль Иглз не обнаружили Гектора Панчона в маленькой закусочной в Финчли, откуда он звонил. Однако им передали записку.

«Он позавтракал и снова ушел, — говорилось в послании, написанном на листке, вырванном из репортерского блокнота. — Я позвоню вам сюда, как только смогу. Боюсь, он заметил, что я за ним слежу».

— Ну вот, — мрачно произнес сержант Ламли. — Что значит любитель! Ясное дело, парень его засек. Будь такой репортеришка мухой, которой велено следовать за слоном, он бы все уши слону прожужжал, чтобы тот уж точно знал, что за ним следят.

Констебля Иглза восхитил такой полет фантазии, и он от души рассмеялся.

— Ставлю десять к одному, что к настоящему моменту он его уже окончательно потерял, — продолжил сержант Ламли. — И зачем было гнать нас сюда, даже не дав позавтракать?