Смерть по объявлению

Дайана осмотрелась по сторонам. Вокруг было темно, лишь тонкий луч света от ее машины освещал узкую тропинку. Она зацепилась длинной юбкой за колючий Кустарник, выругалась и произнесла:

— Где ты, черт? Где ты прячешься? Не будь ребенком!

Ответа не последовало. Но вдруг где-то вдалеке насмешливо зазвучат высокий, тонкий звук детской свистульки. Мелодия напоминала песенку из детства:

"Том, Том — трубадура сын

Научился играть, когда был молодым.

И единственной песней, что мог он играть

Была: "По холмам далеко путь держать".

"По холмам далеко путь держать,

А ветер мой галстук будет сдувать".

— Как это глупо, — сказала Дайана.

Мелодия казалась какой-то бестелесной, и трудно было понять, откуда она звучит. Девушка побежала на слабый звук, но мелодия становилась тише; тонкие лозы ежевики опутали ее ноги, царапая и раздирая ее шелковые чулки. Она пыталась высвободиться и, раздражаясь все больше, развернулась в другую сторону. Звуки свистульки затихли. Вдруг Дайана почувствовала, что боится деревьев, темноты и этого незнакомого места. Магическое действие успокаивающих и расслабляющих алкогольных напитков исчезало, и взамен приходило чувство страха. Она вспомнила, что у Спота была с собой карманная фляжка, и начала пробираться обратно к машине. Тут фары погасли, и, казалось, ночь стала еще черней; Дайана содрогнулась от ужаса.

Замерев, простояла несколько секунд будто в столбняке, затем побежала в отчаянии; она бежала и громко кричала. Вдруг ей показалось, что чья-то рука схватила ее, она споткнулась и упала, сжавшись.

Тут снова зазвучала та же самая мелодия, она была еле различима:

"Том, Том — трубадура сын…"

Девушка замерла.

— Ужас, который наводит темный лес, — произнес насмешливый голос где-то у нее над головой, — наши предки называли "паническим страхом" или страхом великого Божества Пан. Любопытно отметить, что современный прогресс не отличает страх от сумасшествия.

Дайана посмотрела вверх. Ее глаза уже привыкли к темноте, и теперь в ветвях деревьев она уловила бледное сияние серебристой материи.

— Зачем ты ведешь себя как идиот?

— В основном для саморекламы. Человек должен быть неординарным, тогда он интересен другим. Я всегда неординарен. Вот почему, моя дорогая леди, преследуют меня, а не я. Возможно, вы скажете, что это дешевый трюк, да, так и есть; но, согласитесь, он хорош для тех, у кого мозги пропитаны джином. Для таких, как вы, если вы не против, давайте отбросим формальности.

— Можно вас попросить спуститься вниз?

— Возможно. Но я предпочитаю смотреть на вас сверху.

— Вы же не можете просидеть там всю ночь. Подумайте, как глупо вы будете выглядеть в лучах утреннего солнца.

— О! По сравнению с вами я буду выглядеть утром просто совершенно. Мой костюм больше, чем ваш, подходит для акробатических упражнений в лесной ночной тьме.

— В таком случае, для чего вы их делаете?

— Чтобы доставить себе удовольствие — это единственная причина, по которой кто-либо что-либо делает.

— Тогда вы можете остаться здесь и дурачиться в свое Удовольствие. А я направляюсь домой.

— Ваши туфли совершенно непригодны для дальних прогулок, но, если вам нравятся экстремальные виды спорта, можете добираться домой любыми способами.

— Почему это я должна идти пешком?

— Потому что ключи зажигания от обеих машин у меня в кармане. Простая мера предосторожности, мой дорогой Ватсон. Я так же думаю, что ваша попытка передать вашему приятелю сообщение не увенчается успехом. Он в руках у Морфиуса — могущественного бога хотя не столь древнего, как Пан.

— Я ненавижу вас, — сказала Дайана.

— Вы еще на долгом пути к любви ко мне — это естественно. Мы должны, обязаны возлюбить творения Божий, когда видим их. Вы видите меня?

— Не совсем. Если вы спуститесь, я смогу рассмотреть вас получше.

— И, возможно, полюбить?

— Возможно.

— Тогда мне здесь безопаснее. Все ваши любовники имели неосторожность плохо закончить жизнь. Молодой Кармишель…

— Я ничего не могла поделать. Он очень много пил. Он был ненормальным.

— А Артур Баррингтон?

— Я говорила ему, что у нас ничего не получится.

— Совсем ничего. Но он все равно пытался и однажды вышиб себе мозги. Не то чтобы мозги эти были очень хорошие, но какие были. А Виктор Дин…

— Маленькая дрянь! Я не имею никакого отношения к его смерти.

— Разве?

— Он ведь упал с лестницы, так?

— Упал. Но почему?

— Не имею ни малейшего понятия.

— Ни малейшего? Думаю, должны иметь. Почему вы не захотели продолжать с ним отношения?

— Потому что он был глупым маленьким занудой, впрочем, как и все остальные.

— Вам нравится, чтобы мужчины были разные?

— Я люблю разнообразие во всем.

— А когда вы находили, что они разные, вы пытались подвести их под одну гребенку. Вы вообще можете назвать хотя бы одного, не похожего на всех?

— Да, вы — другой.

— Только до тех пор, пока сижу на своей ветке. Если я спущусь к вам, я стану как все остальные.

— Спустись, попробуй.

— Я знаю, где я в безопасности. Будет лучше, если вы заберетесь ко мне.

— Разве это возможно?

— Ну конечно, вы не можете. Вы умеете только опускаться и опускать.

— Хочешь оскорбить меня?

— Да, но это очень трудно.