Смерть по почте

Я умоляю Вас простить меня за прямолинейность, с которой я отправила Вам это без предварительной договоренности. (Ну надо же, она выражается точь-в-точь как героиня моего романа.) Вокруг меня завистники и соглядатаи, и посему я доверяюсь Вам, уповая на Вашу репутацию ученого и статус новичка в Снаппертон-Мамсли. Прочитав Ваши работы и побеседовав со знакомыми в академических кругах, я поняла, что Вы истинный член литературного сообщества, не то что некоторые личности, претендующие на талант, которым они обделены, как бы ни старались. Всегда памятуя о том, что благоразумие должно идти впереди отваги, я решила, сообщив предварительно членам нашего драматического общества о существовании этой пьесы, попросить незаинтересованную сторону прочесть сей труд прежде, чем я открою его большой публике. Я надеюсь, Вы уделите этой работе немного внимания и обсудите со мной в любое удобное для Вас время, подходит ли эта пьеса для постановки Обществом любителей драмы в Снаппертон-Мамсли. Я нисколько не сомневаюсь, что вверенное в Ваши руки художественное произведение пройдет с аншлагом. Если Вы согласитесь с этим, я предам рукопись огласке. А до той поры они подождут, как, впрочем, и я, Вашего решения.

Искренне Ваша,

Эбигейл Уинтертон».

Я так и представил себе бедную Эбигейл сидящей за столом и царапающей на листке дорогой бумаги эту записку с самодовольной улыбкой на лице. Затем она посылает письмо мне и отправляется на заседание членов правления драматического общества, чтобы запугать всех своей пьесой. И вот затем к ней приходит убийца, совершает свое злодеяние и, вероятно, забирает остальные копии рукописи, уверенный (или уверенная), что следы заметены. Что ж, мисс Уинтертон посмеялась над всеми в последний раз.

Конечно, мне следовало сразу же сообщить о случившемся старшему инспектору Чейзу. Но любопытство мое было так велико, что я не пожелал упускать такой шанс. Я решил сделать копию, но и оригинал не отдавать, не ознакомившись с содержанием. Порывшись в кухонных шкафах, я обнаружил пару медицинских перчаток, что позволило мне со всяческой осторожностью заняться рукописью. Отксерив все до последней страницы, я убрал оригинал обратно в конверт и взял в руки копию, чтобы пробежать глазами, прежде чем звонить в полицию.

В пьесе было немного страниц, всего около шестидесяти, и поскольку читал я довольно быстро, то минут через пятнадцать закончил. Писатель из Эбигейл Уинтертон был никудышной, но чего она не могла добиться стилистическими средствами, она с лихвой восполняла желчью. Мои соседи по Снаппертон-Мамсли в «Современной сказке о деревенской жизни» подвергались неслыханному поношению.

Некая леди Скабрелла Геморройдерингтон и ее незаконнорожденный сынок Майлс со счастливым умилением объявляли, что из Австралии, нажившись на каком-то сомнительном предприятии, возвращается истинная любовь и по совместительству настоящий отец мальчика, бывший садовник старого сэра.

Джун Бардвик расстраивалась по поводу своего сада, перерытого доблестными служителями закона, которые, в свою очередь, разыскивали пропавших молодых людей, имевших неосторожность отобедать в доме Джун. Водился за Джун такой грешок — любила она приглашать по ночам в дом мужчин намного моложе ее, после чего они пропадали без вести.

Эверетт Стюарт и его неопрятная женушка Сьюзи практически перебрались жить в здание окружного суда, где их третировала налоговая полиция за какие-то непонятные финансовые махинации.

Тристан Кейс таскался по всей деревне с мальчиком из церковного хора и кричал направо и налево, что он всего лишь готовит юношу к вступительным экзаменам и ничего более.

И наконец, были викариха и ее супруг, Лотти и Гревилл Бейкер-Мендвилл. (Пожалуй, самый удачный ход из всего, что я увидел в этом «шедевре».) Викариха шастала по округе и занималась чем угодно, только не своими прямыми обязанностями. Да еще и отвергала помощь людей, разбиравшихся в управлении приходом гораздо лучше ее. А ее муженек сидел дома, и толку от него не было никакого. Он лишь ел шоколад плитками и читал бульварные романчики. Поговаривали, что Гревилл в прошлом совершил что-то ужасное и теперь не может заниматься делами церкви, несмотря на степень в теологии и сан. Он любил заламывать руки, когда был уверен, что его никто не видит.

Я отложил рукопись и поймал себя на мысли, что мне хочется принять душ, чтобы смыть с себя всю эту грязь. Но вместо этого я нашел визитную карточку старшего инспектора Чейза и набрал номер Бедфордского отделения полиции. Когда мне ответили, я попросил его к телефону, но мне вежливо сообщили, что в данный момент он недоступен. Я представился и сообщил, что мне в руки попали важные улики по делу об убийстве в Снаппертон-Мамсли и что я буду дома, так что инспектор может заехать ко мне в любое удобное ему время. Мне пообещали, что непременно передадут сообщение, и я повесил трубку.