Смерть по сценарию

— Да, я была им больна. Мне не нравилось то, что он писал, мне нравился он сам. Это я с ума сходила по каждой родинке на его теле, я, слышите, а не он! С моей души все это содрано, как кожа, он влез туда, этот оборотень, высосал всю кровь и потом написал это! — Она потрясла папкой, из которой вылетел белый лист и упал на пол беседки. Любовь Николаевна тут же нагнулась, схватила его и стала бережно стряхивать с бумаги свежие опилки.

— А зачем вы были тогда вечером на его даче?

— Уж не потому, что он так страстно захотел затащить меня в постель. Красиво написано, но меня там не было, в постели этой. Хотя наверху, в спальне, кто-то был, я слышала шаги. Мы с ним были не одни в доме, понимаете?

— Так что же вы там делали?

— Говорили о вещах, не имеющих никакого отношения к его смерти. Это личное, и это касается моей семьи, я не собираюсь объяснять.

— А ваш муж?

— Да, он приехал. Не знаю, кто ему позвонил и сказал эту глупость, будто мы с Павлом любовники. Говорит, какая-то женщина.

— Женщина позвонила? И он приехал?

— Да.

— Ваш муж ревнив?

— Не знаю.

— Как это?

— Очень просто: этот человек меня мало интересует, я не знаю, на что он способен.

— Зачем вы вышли за него замуж?

— Зачем выходят замуж женщины, когда приходит время, а любимый мужчина бросил? Просто чтобы устроить свою жизнь все равно с кем.

— Есть те, которые хранят верность…

— Да? И что с ними потом происходит? Всю жизнь упиваться воспоминаниями тех мгновений, которые, конечно, были прекрасны, но всего лишь были? Романтика приходит и уходит, а дети, проблемы, работа, деньги — все это остается, и именно это и есть жизнь.

— Так между вашим мужем и Клишиным была ссора?

— Ну, если это можно назвать… Никита заикнулся было насчет того, чтобы Паша не лез… ну, не лез, куда его не просят. Паша рассмеялся и сказал: «Что, морду набьешь?»

— Ваш муж не производит впечатление физически слабого человека. Почему же Клишин был так уверен, что ничего не будет?

— А разве в драке всегда побеждает тот, кто физически сильнее? Побеждает тот, кто в себе уверен, и не обязательно иметь здоровые кулаки, надо просто наплевать на то, что тебе может быть больно. Знаете, в тот вечер у меня было ощущение, что Паше вообще наплевать, когда его будут бить и смогут ли убить. Он был уже почти мертв.

— Как это?

— Не знаю. Разве с вами такого не было? Момента, когда вы теряете в жизни столько, что не боитесь смерти, а сами ее торопите.

— Допустим. Что же он такое потерял?

— Уж не любовь, во всяком случае.

— Он и на самом деле был так неотразим?

— Да.

— Так коротко?

— А что тут говорить? О том, каким он был необыкновенным человеком? Чушь. Просто это была такая гремучая смесь физической красоты, ума, таланта, обаяния, сексуальности, если хотите, что она могла взорвать любую крепость. Я имею в виду неприступные бастионы женской добродетели. Так лучше?

— Очень образно. Я понял. — Леонидов вздохнул. — Значит, отпечатки на стаканах ваши? Не отрицаете?

— Зачем? Я же говорю, что в доме кто-то был. Этот человек, я уверена, женщина, найдите ее, она должна сказать, как все произошло с нами: со мной и Никитой. Когда мы с мужем ушли, Павел был жив, а в доме он был не один.

— Кто это может подтвердить, кроме той неизвестной личности, перед существованием которой мы пока поставим вопросительный знак?

— Не знаю. Не будете же вы с секундомером высчитывать дорогу отсюда до Пашиной дачи? О том, во сколько мы приехали, могут сказать и свекровь, и соседка.

— Все произошло в пределах двадцати минут. А показания у нас есть только одного человека — покойника, как это ни парадоксально. Придется с вашим мужем поговорить. Скажите, он мог достать цианистый калий? Ведь Клишин и потом мог выпить из стакана, в который перед уходом незаметно бросили яд?

— Мой муж не имеет понятия о том, чем можно отравить человека.

— Ну, это вы так думаете.

— Цианистый калий для него — слово из крутых боевиков. О том, что такой препарат не вымысел, как все приключения его любимых героев, Никита вряд ли подозревает. Что такое кухонный нож, например, или топорик для рубки мяса в условиях собственного дома, он знает прекрасно. Если бы эти орудия были причиной смерти, я не стала бы так уверенно утверждать, что муж ни при чем.

— Хорошо, Любовь Николаевна. Все-таки мы должны побеседовать с вашим мужем.

— Ради бога. Можно я оставлю себе это? — Она кивнула на лежащую в прозрачной папке «Смерть…». — У вас ведь есть дискета?

— Конечно. Но вы же сказали, что не любите творчество Клишина?

— Это лучшая его вещь. Пожалуй, ему все-таки удалось оставить что-то значимое, оригинальное, не похожее на все остальное. Я плохой критик, но мне понравилось. Покажу в издательстве, может…

— Не надо, — вмешался Леонидов. — Там есть вещи, публикации которых для себя лично я бы не хотел.

— Где? Я не нашла.

— В начале книги.

— А вы не думаете, что текста рукописи нет у кого-нибудь еще?

— А где она может быть целиком?

— Не знаю. Ищите.

— Теперь придется. Дорого бы я дал, чтобы дочитать до конца роман. Ну что, Игорь, пойдем беседовать с Никитой Викторовичем?