Смерть под куранты

Сидевший на привязи и всё еще постанывавший и что-то бормотавший после удара Стаса фотограф, услышав сказанное, тотчас замолчал и отвернулся к окну.

– Что?! – И без того бледное лицо Снегирева-старшего обескровело совсем. Постарев на глазах, он повернул к фотографу полные слез глаза, хотел кинуться к нему, но спустя пару секунд опустился в бессилии на табурет. Потом схватил рюмку и опрокинул.

Заключительный аккорд новогодней ночи

Все, кроме Лёвика, молча выпили и закусили. Стас вопросительно взглянул на журналиста. Тот, как ни странно, понял немой вопрос на лету и помотал головой. В сарай старика водить не следовало, хотя… это и неизбежно. Как можно не пускать отца к телу сына? Кто ему запретит?

– Как он погиб? – спросил после небольшой паузы отец Антона.

– Убит из арбалета, – пояснил Макс.

– Где тело? Он не мучился?

– В сарае, и… не одно, я имею в виду, не только Антона. – Стас видел, как журналист делает ему знаки, чтоб он помалкивал, но это был единственный способ донести правду хоть до кого-то. – Нет, он не мучился. На кнопку нажал Лёва, тот, что у батареи. Связан.

Увидев, как Снегирев-старший засобирался отправиться в сарай, Макс робко предположил:

– Вам, Валерьян Гаврилович, наверное, не стоит туда ходить. По крайней мере, сейчас.

– А когда? Вы мне запрещаете, молодой человек? – подчеркнуто официально спросил бледный, как простыня, отец Антона.

Сыщик отметил, что у старика бледными стали даже губы. «Как бы удар не хватил! – подумал Стас, собираясь проводить отца Антона до сарая. – А то увидит мертвого сына и… Вот будет ситуация! Как заключительный аккорд новогодней ночи».

Взглянув на журналиста, он попытался дать понять, что сопротивляться бесполезно. Отец имеет право взглянуть на мертвого сына. К тому же, судя по интонации, Снегирев-старший не привык, чтобы ему в чем-то отказывали.

Сделав несколько шагов, отец Антона остановился, по-видимому пережидая приступ. Потом сел на подвернувшийся табурет, достал из внутреннего кармана пиджака флакончик-спрей и брызнул несколько раз себе под язык.

– Сколько там всего… человек… лежат? – донесся до Стаса вопрос.

– Четверо, – подал писклявый голос Лёвик. – Ни много ни мало! В том числе и моя жена, между прочим. Давайте, валите всё на меня. Это ведь так правдоподобно. Я и жену свою на шведской стенке повесил… И остальных приговорил… До кучи, давайте!

Сделав глубокий вдох, Снегирев поднялся:

– Этот надежно привязан? Не сбежит?

– Не беспокойтесь, – заверил Снегирева Макс. – Я могу покараулить, не сбежит.

– Тогда пойдем, – буркнул партийный босс. – Показывайте, как вы… тут… славно повеселились в новогоднюю ночь. Бузотеры!

Взяв у Макса ключ от сарая, Стас бросил журналисту полушепотом:

– Смотри за Лёвиком. Если что, бей наотмашь. Разрешаю.

– Не волнуйся, никуда не денется. У тебя куда более ответственная миссия. Постарайся старика живым вернуть.

– Он еще нас с тобой переживет, вот увидишь!

Накинув пальто, Стас собрался уже идти открывать сарай, как увидел появившуюся из туалета Милу. Она знаками просила его задержаться и подойти к ней.

– С нами не пойдешь? – спросил он, приблизившись.

– Нет, Стас, это выше моих сил. И Валерьяну Гавриловичу не надо бы смотреть на такое. У него уже два инфаркта, третий он может не выдержать. Попытайся всё же его отговорить от этой затеи.

– Я ему сказал, что смотреть пока нежелательно, – вполголоса пробормотал сыщик, глядя на перетаптывающегося на крыльце свекра Милы, – но он разве послушает?!

– И все-таки будь готов ко всему, – напутствовала она его. – Я заметила, как он в карман сунул недопитую бутылку водки и две стопки.

– Я бы на его месте сделал то же самое, – ответил Стас и направился к выходу.

Надо признать, Снегирев-старший стойко выдержал посещение «мертвецкой». Взглянув на уложенных в ряд Антона, Валентину, Лену и Жанну, он лишь цокнул языком:

– Да, наломали дров! И кто всё это расхлебывать будет? Я?

Стас волновался никак не меньше отца Антона. Когда взгляд сыщика упал на мертвую Валентину, земля едва не ушла из-под его ног. Таких трагедий в жизни он еще не знал.

Снегирев-старший это почувствовал, схватил его за руку. Так они стояли какое-то время.

– Которая твоя-то? – прохрипел бледный отец Антона, мало чем внешне отличаясь от тех, кто лежал. – Вы ведь все по парам, насколько я в курсе, четыре семьи…

Стас молча указал на Валентину.

– Прими мои соболезнования.

– И вы мои, Валерьян Гаврилович.

– Помянем! – С этими словами отец Антона достал бутылку и стопки. – Господи, за что мне такое наказание? Как его матери скажу, даже не представляю.

– Где она сейчас, если не секрет? – осторожно поинтересовался сыщик.

– Не знаю. Мы давно в разводе, общаемся… общались с Антоном по отдельности. Он то со мной, то с Марией… У него своя жизнь.

Когда они вернулись в гостиную, Снегирева-старшего было не узнать. В движениях появилась уверенность и даже резкость. Усадив всех, кроме привязанного, за стол, он вполголоса обратился к Стасу и Максу: