Смерть под маской красоты

Сегодня днем, по пути в коттедж, Синтия проезжала мимо этого дома и съехала с дороги, чтобы оглядеться. «Интересно, кто теперь тут живет?» — думала она. Остался ли он у Лилиан, ее сводной сестры, или та продала дом? Особняк принадлежал семье Ричардсов уже три поколения, но Лилиан не отличалась сентиментальностью. Синтия нажала на газ, ее подстегивали воспоминания о той ужасной ночи и последующих днях. Арест, обвинение, привлечение к суду, суд. Ее преждевременная уверенность. «Я могу абсолютно точно доказать, что вышла из дома в восемь вечера и не возвращалась домой до полуночи. Я была на свидании».

Сейчас Синтия вздрогнула и плотнее закуталась в светло-синий шерстяной халат. Когда ее отправили в тюрьму, она весила 125 фунтов. Сейчас — всего 110, и их явно не хватало для пяти футов восьми дюймов. Ее волосы, когда-то темно-русые, за эти годы потемнели. «Желтовато-серые», — расчесываясь, думала Синтия. Взгляд ее глаз, светло-карих, как у матери, стал безжизненным и пустым. В тот последний день, за обедом, Стюарт Ричардс сказал: «Ты становишься все сильнее похожа на мать. Мне должно было хватить мозгов держаться за нее».

Синтия положила щетку на комод. Может, она сошла с ума, решив приехать сюда? Две недели, как вышла из тюрьмы, денег едва хватит на шесть месяцев, не знает, что может или сможет сделать со своей жизнью. Правильно ли она поступила, потратив столько денег на аренду коттеджа и машины? Какой в этом смысл? Чего она надеется добиться?

«Иголка в стоге сена», — подумала она. Синтия прошла в маленькую гостиную, размышляя о том, что этот дом выглядит крошечным по сравнению с особняком Стюарта, но после стольких лет в заключении кажется просто роскошным. Снаружи океанский бриз задувал в бухту пенящиеся волны. Синтия вышла на крыльцо, смутно помня о пульсирующем запястье. На улице было свежо, и она обхватила себя руками. Но, господи боже, дышать свежим чистым воздухом, знать, что если она захочет встать на рассвете и пробежать по пляжу, как в детстве, ей никто не запретит… Луна, полная на три четверти, будто из нее аккуратно вырезали клин, заставляла залив блестеть, сверкать серебристо-синим. Но там, куда не падал лунный свет, вода казалась темной и непроницаемой.

Синтия смотрела во тьму, но перед ее глазами вновь разворачивались ужасные события той ночи, когда убили Стюарта. Потом она встряхнулась. Нет, хватит раздумий. Не сегодня. Пусть ее душу наполнят мир и спокойствие этого места. Она пойдет спать, оставит окна широко открытыми, и пусть прохладный ветерок обдувает комнату, заставляя забираться поглубже в постель и навевая хорошие сны.

Завтра утром она встанет рано и пойдет на пляж. Будет чувствовать под ногами влажный песок и искать ракушки, как в детстве. Завтра. Завтрашнее утро поможет ей вновь вернуться в мир, уравновесить себя в нем. А потом она начнет поиски — почти наверняка безнадежные — единственного человека, который знал: она говорила правду.

На следующее утро, пока Эльвира готовила завтрак, Уилли поехал за утренними газетами. Вернулся он с пакетом еще горячих черничных оладий.

— Я тут поспрашивал народ, — сказал муж обрадованной Эльвире. — Все говорят, что лучшие оладьи на Кейпе — в «Меркантайле» за почтовым отделением.

Они уселись завтракать на веранде, за столом для пикника. Доедая вторую оладью, Эльвира изучала на пляже ранних бегунов.

— Смотри, вон она.

— Вон она кто?

— Синтия Латэм. Она ушла почти полтора часа назад. Могу поспорить, она проголодалась.

Когда Синтия поднялась по лестнице к своей веранде, ее встретила сияющая Эльвира и тут же взяла за руку.

— Я делаю отличный кофе и свежевыжатый апельсиновый сок. И не уходите, пока не попробуете черничные оладьи.

— Мне вправду не хочется…

Синтия пыталась вырваться, но Эльвира дотащила ее по лужайке до своего дома. Уилли вскочил и приволок для нее скамеечку.

— Как ваше запястье? — спросил он. — Эльвира очень расстроилась, что вы пострадали, когда она к вам заглядывала.

Растущее раздражение Синтии не устояло перед искренним дружелюбием соседской пары. Уилли, с его округлыми щеками, располагающим лицом и густой копной седых волос, напомнил Синтии Типа О’Нила.[7] Так она ему и сказала.

Уилли просиял.

— То же самое сказал сегодня один парень в пекарне. Есть только одно отличие — Тип О’Нил вещал в палатах, а я ставил заплаты. Я бывший сантехник.

Пока Синтия пила апельсиновый сок, кофе и выбирала оладьи, она слушала — сначала недоверчиво, потом восхищенно — рассказ Эльвиры о выигрыше в лотерею, поездке в «Сайпресс-Пойнт спа» и помощи в выслеживании убийцы, а потом историю об аляскинском круизе и расследовании смерти человека, сидевшего с ними за одним столом.

Она принялась за вторую чашку кофе.

— Вы ведь все это рассказываете не просто так? — спросила Синтия. — Вчера вы меня узнали, верно?

— Да, — посерьезнела Эльвира.

Синтия отодвинула скамейку.

— Вы очень добры и, я думаю, хотите мне помочь, но лучший способ это сделать — оставить меня в покое. У меня много дел, но я должна сделать их сама. Спасибо за завтрак.