Смерть под Рождество

Лиза взяла коробку с косметикой и начала наносить макияж. Делала она это быстро и умело, то и дело поглядывая в зеркало и оставаясь довольной увиденным. Наконец сорвала шапочку, взбила слегка влажные волосы и ринулась вниз завтракать.

— Что это здесь происходит?

Кэти Пру делала вид, что этот вопрос к ней не относится. Она стояла, уперев ручки в пухленькие бока. Глазки серьезные и внимательные, будто это не она, а ей должны дать объяснения по поводу: а) Почему ее овсянка в гостиной, а не на кухонном столе? и б) Почему она не в миске, а вытекает из тела кукольной балерины, в миске же, вместо этого, баюкается оторванная голова несчастной куклы?

— Я спрашиваю, что здесь происходит?

Гейл медленно оглядела комнату: овсянка — это не единственное, чем занималась здесь Кэти Пру, но доченька выдвинула ее на первый план в надежде, что мамочка выбежит в истерике из комнаты и не заметит остальных художеств. Гейл посмотрела на часы — 9.07. Шесть минут. Она оставила Кэти Пру на шесть минут, чтобы одеться. За это время ребенок успел разбросать по полу все свои игрушки, книга сказок валялась без обложки и первых трех страниц, мотки пряжи были вывалены из корзинки… Гейл обратила внимание на стену. Улыбающаяся рожа. На стене, рядом с камином, Кэти Пру изобразила фломастером изумрудно-зеленую улыбающуюся рожицу с большим носом.

Гейл закусила губу.

— Кэтлин Пруденс, с минуты на минуту сюда должна прийти Лиза, и посмотри, какое безобразие она здесь увидит.

Кэти Пру понурила голову. Переживает. Гейл снова взглянула на улыбающуюся рожицу на стене и вышла из комнаты. Пусть попереживает.

На кухонных часах было уже почти четверть десятого. Лиза опаздывала. Гейл вообще-то не так уж внимательно следила за временем. Но сегодня она решила поработать в библиотеке до пяти часов, и теперь ее план был под угрозой срыва. Она схватила две тряпки, губку, флакон с моющей жидкостью и вернулась в гостиную.

Кэти Пру, похоже, уже не грустила. Сидя на корточках, она внимательно изучала комки овсянки, запутавшиеся в волосах балерины.

— Как плохо! — Кэти Пру показала на куклу. — Кто-то должен вымыть балерине голову.

Гейл опустилась на колени рядом с ребенком и подала ей тряпку.

— Сударыня, не соизволите ли вы помочь мне это убрать? — Она показала на кашу, то там, то здесь прилипшую к полу.

— Конечно, сударыня. — Кэти Пру принялась энергично тереть пол: каша была повсюду.

Гейл снова посмотрела на часы — 9.20. Куда же запропастилась эта Лиза?

«Ой, ведь я опаздываю!» — Лиза оставила свои часы в ванной, но и без них чувствовала, что слишком долго провозилась с купанием, со всеми этими мечтаниями-воспоминаниями и смотрением в зеркало. А ведь Гейл говорила, что сегодня ей особенно важно побольше поработать. Господи, теперь ворчать будет, не оберешься.

Лиза вывела из гаража велосипед, взобралась на него, и он ласково под ней замурлыкал. Шесть минут. Всего каких-то шесть минут надо, чтобы добраться до дома Гейл, зато педали придется крутить по-черному.

По прямой до Гейл было не больше мили, но дорога, ведущая от дома Лизы в восточную часть Фезербриджа, в нескольких местах делала причудливые изгибы. Зачем эти изгибы, Лиза так толком и не могла понять. За исключением небольшой рощицы, что заставляла дорогу выгибаться в виде широкой буквы «U», никаких других географических резонов не было. Но тем не менее дорога отклонялась в сторону полей. В холодные ясные дни — такие, как сегодня, — трава на поле поблескивала инеем. Велосипед обычно доставлял Лизе удовольствие. Но не сегодня. Сейчас она, пряча лицо от холодного ветра, склонилась к рулю и сосредоточенно крутила педали.

Через некоторое время она заметила, что ее кто-то догоняет. Лиза обернулась и коротко улыбнулась. «По глазам догадается, что я улыбаюсь, — подумала она, — ведь рот у меня закутан длинным шарфом». Велосипедист уже поравнялся с ней.

У Лизы был готов сорваться один вопрос, но она слишком сильно жала на педали и потому задать его не могла. Ладно, в любом случае быть грубой не следует. Она перестала работать ногами и начала замедлять ход до скорости, при которой можно было бы вести разговор.

Лиза повернулась к велосипедисту.

— Ну так что?..

В спицы переднего колеса с силой воткнулась палка. В колесе что-то лязгнуло и заклинило. Велосипед вместе с Лизой взлетел в воздух.

Падая, она инстинктивно выставила перед собой руки, но все равно удар о мостовую был сильным. Несколько мгновений она сидела, ошеломленная, не в состоянии понять, что происходит. Понять это ей так и не было суждено. Она посмотрела на искореженный велосипед у своих ног. У нее были разбиты руки и губы, рот полон крови. Наконец, подняв с трудом голову, Лиза посмотрела вверх. Камень. Тяжелый камень, величиной с кулак, ударил ей точно в лоб. Посередине.

Странно, но она почти ничего не почувствовала — просто упала навзничь, широко разбросав в стороны ноги, а руки в перчатках все пытались ослабить на шее шарф. Последнее, что увидела Лиза Стилвелл, были глаза, смотревшие на нее сверху. Эти глаза ее ненавидели. Очень.