Смерть под старой ивой. Приступ жадности

А есть ли выбор у него, сыщика?

Задремав, он снова увидел какую-то аллею, погруженную в бордовый полумрак, уходящую куда-то далеко, конца не видно, и по обеим сторонам аллеи стояли рядами то ли виселицы, то ли фонари, и на каждом висели уродливые, корявые, неподвижные фигуры. По аллее перемещался, все приближаясь, не касаясь ее ногами, кто-то бесформенный, без лица, с черными дырами вместо глаз, то и дело протягивая длинную, бескостную руку-щупалец, не дотрагиваясь, а лишь указывая на фигуры, – и они немедленно и послушно приходили в движение, начинали дергаться, как куклы на нитках, стонали, замирали в новых, еще более мучительно искореженных позах…

– Лев Иванович! Просыпайтесь, – Бэла легонько толкала его в плечо. – Мы приехали.

– Да? Спасибо, – от всего сердца поблагодарил Гуров. – Черт-те что снилось.

– Это после перелета, – успокоила полковника Бэла. – Отец Федор дома.

Дом священника стоял в отдалении от поселка, в ущелье. Небольшая постройка с неогороженным двором и сараем, на крыше которого в вольготной позе возлежала белая коза. Ее чада прыгали вокруг дома. «Четверка» с прицепом. Чуть поодаль, ближе к обрывистому берегу горной реки, виднелась сама церковь – два выкрашенных в синий цвет вагончика, приставленные стена к стене, над одним из которых был возведен деревянный купол, еще ничем не обшитый. В один вагончик был вделан кондиционер. Рядом, посреди клумбы и буйства ярких цветов, возвышался белый крест. Также имели место две горы – песка и щебня, кран-манипулятор и деревянная стойка с целым набором колоколов.

Бэла, улыбаясь, пояснила, что это подарок епископа:

– Колокола прямо как для кафедрального собора. Владыка не знал, что храм – это вот эти вагончики, а колокольни нет.

Среди цветов и кустов едва виднелись две лохматые белые овчарки. Они гавкнули по разу, заворчали, но, увидев Бэлу, завиляли хвостами и улеглись на землю. На лай вышел сам хозяин. В сущности, он не особо изменился, разве что поседел еще больше. Пригласил ровным, спокойным голосом:

– А, Лев Иванович, заходите, рад вас видеть. Бэлочка, как дела у вас?

– Все хорошо, – улыбнулась девушка, складывая руки.

Поп, к немалому удивлению Льва Ивановича, ее благословил.

– Похозяйничаешь, дочка? – Она кивнула и отправилась на кухню. Поймав вопросительный взгляд Гурова, отец Федор пояснил:

– Бэла аланка, крещеная. Через вас и начали общаться, а там и Хайдаров-старший подтянулся. Якуб теперь видеть меня не может.

Хозяин проводил гостей в светлую комнату, обставленную старомодной и добротной мебелью. Пахло воском и книгами, три иконы аккуратно закрывала кружевная занавесь, на окнах алела герань, по стенам были развешаны акварели, детские каляки и почему-то ружье.

Отец Федор пригласил присаживаться и спросил:

– Вы как, сначала чаю или сразу к делу? Я же понимаю, что вы не просто так в ущелье ко мне пожаловали.

– Да, вы правы. Позвольте представить вам…

– Станислав Васильевич, – отрекомендовался Крячко.

– Очень приятно, отец Федор. Итак?

Гуров, понимая, как глупо будут сейчас звучать его слова, заговорил спокойно и в меру нахально:

– Когда мы с вами встретились в первый раз по делу Арутюнова, у вас были деньги, полученные от него. Мне бы хотелось воспользоваться вашим предложением. Одолжить их у вас.

Отец Федор вытащил деньги из шкафа – ту же самую пачку и в той же газете, – положил на стол перед сыщиками.

– Прошу. Забрали бы сразу, так не за чем было летать туда-обратно.

– А может, мне тогда не надо было? – огрызнулся Гуров.

– Ясное дело, – вежливо сказал священник.

– А сейчас нужно. Вы не хотите спросить, на что? Вас, дорогой поп, не смущает, что я именно сейчас их у вас прошу? – едким тоном спросил сыщик.

– Меня давно ничего не смущает, господин правовед, – ответил отец Федор по-прежнему благожелательно. – Хотите поведать подробности – с удовольствием выслушаю, а нет – так давайте просто так чай пить.

Как раз вошла Бэла с подносом, без почтения сдвинув сверток с деньгами, принялась сервировать стол, но, почувствовав нечто неладное, остановилась.

– Вот единственный здравомыслящий здесь человек, – пробормотал Крячко, поднимаясь. – Давайте, Бэлочка, я вам помогу, что ли. Пусть зубры пообщаются. Или пободаются, как бог даст.

Умница Бэла кивнула, они удалились на кухню и плотно прикрыли дверь.

– Мне, грешным делом, не по душе, когда меня держат за дурака, – проговорил Гуров, стараясь сохранять спокойствие. – Моими руками свои ошибки исправляют. Как же так, батюшка?

– Имеете полное право так говорить, – помолчав, согласился отец Федор. – Причина всех бед и несчастий – во мне. Именно я, будучи сердечно привязан к этим двоим, их выгораживал и таки выгородил – и, как и следовало, в итоге сломал жизни и им, и Сергею. Да еще и специально стоял и ждал, когда минет ноль часов, ноль одна минута с тем, чтобы уже точно Мацуку стукнуло четырнадцать. И один день.

– Даже так.

– Да, так. И вы совершенно правы: теперь, спустя столько лет я, будучи уже не в состоянии что-то исправить, обращался за помощью ко всем прочим, в том числе и к вам.

– И ко мне.

– Да, и к вам.