Смерть под старой ивой. Приступ жадности

Скрежет и хлюпанье приближались, затем пешеход остановился, видимо, увидев палатку. И, поскольку не искал знакомств и общения, резко сменил направление, даже как бы бегом стал удаляться вверх по осыпающимся камням. Заскрипело-зашуршало совсем близко, послышалось тяжелое дыхание, звук падения, перестук осыпающегося щебня, матерная ругань.

«Ну хватит», – решил Гуров и вылез наружу.

Дождь шел сплошной стеной, точь-в-точь тропический ливень, ручей вспух, мутная вода пенилась, ветер свистел, море ревело – все было на месте. И, кроме стихий, вокруг никого не видно.

Ругая себя на чем свет стоит, полковник, взяв фонарь, по берегу взбесившегося потока прошел к морю, постоял на берегу, вернулся – и все это он проделал в полном одиночестве. Если не считать шума бури, кругом было тихо.

«Пойти машину посмотреть, не смыло ли», – подумал Лев Иванович, но, пока шел его мыслительный процесс, стихия успокаивалась, ветер уже не рвал палатку с корнем, а дождь дружелюбно и почти сонно постукивал по тенту. В общем, полковник влез обратно в палатку, натянул сухие носки и немедленно заснул.

Проснулся, как всегда на отдыхе, ни свет ни заря. От ночного ливня не осталось и следа, небо в просветах между соснами было голубое-преголубое, без тени хмари и облаков. У моря парило, а в бору дышалось легко. Пахло хвоей и озоном.

Умывшись в ручье, Гуров решил для очистки совести проведать машину – а машин, как оказалось, стало две. Породистый вороной «Лексус» с московскими номерами высокомерно глазел фарами на его скромный «Дастер». Он немедленно отметил блатную комбинацию символов – У 777 ЕС. Лев Иванович дотронулся до капота автомобиля (холодный), заглянул в салон: в замке торчал ключ, сигнализация была выключена.

Нутро профессионала требовало натянуть перчатки (спасибо пандемии за полезную привычку) и дернуть дверь. Здравый смысл – очень полезная вещь – утверждал, что надо немедленно убираться. Победил профессионал.

«В конце концов, может, ты сгущаешь краски, – подумал он. – Ну не принято в этом ауле закрывать двери саклей, ну и “Лексусов”».

Лев Иванович первым делом принюхался: атмосфера в салоне была не ахти, композиция из хорошего одеколона, плохой водки и почему-то молочного шоколада, но ни кровью, ни чем-то биологическим не пахло. Видимых следов борьбы тоже не было, напротив, салон недавно пропылесосили и начистили до блеска. Под зеркалом заднего вида висела целая вязанка всего на всякий случай – глаз Фатимы, крест и магендавид. На торпеде красовалась стопка глянцевых буклетов «Играй по-королевски» – ох, как права Верочка, вся Москва с ума посходила. На приборной панели на видном месте лежала записка:

«Я ДОБРОВОЛЬНО. НИКОГО НЕ ВИНИТЬ. РУСТАМ АРУТЮНОВ»

Почерк крупный, с нажимом, выведено уверенно и явно собственноручно.

Листок вот интересный, в большую, «детскую» клеточку, сначала смятый, потом бережно расправленный. На обороте – рисунок цветными карандашами: домик с кривыми стенами, окруженный монструозными цветками, маленькая корова и три фигурки, побольше, поменьше и совсем крошечная. Венчала шедевр надпись:

«З ДНИЕМ РОЖДЕНЯ ПАПА

13 июнь».

На полу – густой слой окурков, в том числе от дамских сигарет. Помады на фильтре нет, но у «Парламента» гильзы изгрызены и смяты, у «Вог» – нет. Тут же, на коврике, валялся смартфон, брошенный безо всякого почтения. Хороший агрегат. О возможности изобретения такого долгое время твердили футуристы.

Гуров немедленно и без труда нарушил тайну переписки и переговоров, введя четыре цифры – 1306, – хозяин смарта не затруднил себя придумыванием пина. Список входящих был пуст, явно стерт, как и контакты, зато со вчерашнего вечера кто-то под именем Алташа упорно названивал, под сотню неотвеченных вызовов.

Гуров вздохнул, вернул все, что брал, в исходное положение и, не снимая перчаток, отправился на берег.

…Полыхала над морем алая заря, легкий бриз ласкал лицо, упоительно пахло солью и хвоей, и безмятежно колыхался на волнах нарушитель гуровского спокойствия, поджидал его там, куда вынесли волны. Чей-то папа, чей-то муж, вчерашний именинник теперь лежал, будто мешок на воде, тыкаясь в острые камни. От головы – точнее, от того, что осталось, – расходились веером красные разводы. Нагретые жарким солнцем, лениво катились, облизывая ноги, ласковые валы, вечные, как Киселюха и зло в этом мире.

– Ну здравствуй, Рустам Арутюнов, – сказал полковник, – угораздило же тебя свалиться на мою голову.

Он набрал «112».

Глава 3. Отец Федор

«К регионам мы все-таки относимся предвзято», – вынес вердикт Гуров, попивая кофе на веранде гостевого домика.