«В принципе можно незамеченным выйти из лагеря, проскользнуть мимо сонных часовых. Если ты наблюдательный человек, помнишь, как поднимался в гору, то почему не спуститься? У тебя вся ночь в запасе, ты не рассчитывал, что Юля проснется, обнаружит твое отсутствие. Вряд ли кто сунется пересчитывать спящие головы».
– Что с ним не так, Юля, вспомните?
– Я не знаю, Вадим, не уверена. Но всякие мысли непрошеные в голову лезут. Ведь именно Валентин принес известие о том, что немцы нас расстреляют, когда закончат эвакуацию музейного комплекса. Я не могла понять, зачем расстреливать? Какие тайны мы можем знать? Грабеж шел фактически открыто. Но он заразил всех своими страхами, склонял к бегству в горы, к партизанам. Кто-то из наших в Ялту отправился, к родственникам. Мы четверо по берегу прошли и на север, в горы подались. Я сейчас лежала, и снова мысли дурацкие покоя не давали. Вроде немцы нас преследовали, но не догнали, как-то медленно шли. Пару дней назад я видела, как Валентин выходил из полицейского участка. Всякое, конечно, бывает, по разным причинам туда вызывают.
«Только этого не хватало! Добьются оккупанты своего – не мытьем, так катаньем!» – подумал капитан.
Он отстранил Юлю, шепнул ей, чтобы сидела тут, прихватил с собой автомат и высунул нос из своего логова.
Предутренняя мгла окутывала базу, расположенную в распадке. Слева и справа вздымались скалы, щербатые, искривленные. Остатки вчерашних кострищ, немытые котелки на рогатинах, столы и табуреты, сколоченные из чего попало.
Напротив, у командирской пещеры, шевелился часовой. Он ворошил тлеющие угли, боролся со сном и мечтал о том, что скоро обнимет подушку, набитую лапником.
Чуть правее покачивался еще один. Этот парень охранял мирный сон ценного полковника Крауса.
За пределами лагеря были выставлены несколько дозоров. Мимо них так просто не пройти.
Капитан всматривался, слушал.
Партизанская база фактически представляла собой пятачок, обнесенный скалами. По краям овраги, за ними море кустарника, в котором недолго застрять, если не знаешь тропы. Две безлесные горы нависают над головами.
Тишина звенела в ушах Вадима. Он на корточках выбрался наружу. Насторожился часовой напротив, поднял голову. Капитан помахал ему рукой, и тот снова уткнулся в угли. Что-то не давало Сиротину расслабиться. Тишина нереальная, словно уши заложило.
И вдруг протяжный свист, по нарастающей, все ближе и громче. Мина оглушительно рванула посреди лагеря! Грохот, яркая вспышка, снопы искр. Взрывной волной снесло часового, сидящего у кострища. Вадим повалился плашмя, дыхание у него перехватило.
Вторая мина тоже предупредила свистом о своем появлении. Полетели во все стороны ошметки глины, грубо сколоченные лавки. За ней грохнули третья, четвертая. Они летели одна за другой, взрывали землю, ломали скалы. Разнесло на кусочки второго часового. Бедняга только и успел присесть.
В ушах у Вадима звенело. Достала-таки взрывная волна. Он энергично отползал обратно в пещеру.
В лагере кричали люди. Заспанные, оторопевшие партизаны выскакивали из своих убежищ. Некоторые падали, пораженные осколками. Остальные пятились обратно в пещеры, но эти укрытия оказались ненадежными. От скал отваливались целые пласты, груды камней перекрывали проходы, дым и известковая пыль стояли столбом.
Мины продолжали падать. Работала целая батарея, установленная под горой.
«Хорошо бьют, – мелькнула мысль в голове капитана. – Не стали пристреливаться, сразу попали. Значит, это немцы».
Одна из мин разорвалась недалеко от входа в пещеру. Вадим и Юля кашляли, задыхались в дыму.
– Господи, что это такое?! – Перепуганная девушка вцепилась ему в рукав, не отпускала.
«Накаркал ты, товарищ капитан! Мол, все уже кончилось, Юлия Владимировна. Живите спокойно».
– Лежите, Юля, не высовывайтесь, отползите к стене!
Все свое должно быть с собой. Вещмешок на спину, автомат туда же. Документы из абвера… шут с ними, все, что там написано, уже известно советскому командованию! К тому же пещеру, в которой капитан допрашивал Крауса, завалило на его глазах.
Он снова пополз к выходу. На улице прояснялось, темноты уже не было. Минометчики продолжали извращаться, обстрел не унимался ни на секунду. По разгромленному лагерю метались люди.
– Все к северному выходу! Уходим выше в горы! – надрывал глотку Сазонов.
«Немцы нас на самый пик загонят», – подумал Вадим.
В дыму мельтешили полуодетые партизаны, матерился Чернуля. Кругом валялись растерзанные тела, оторванные руки-ноги. Напротив пещеры бился в конвульсии Шендрик. Глаза его уже остекленели.
Наконец-то обстрел прекратился. Партизаны подбирали раненых и тащили их к северным воротам, которые представляли собой занимательное явление. Две массивные скалы стояли внахлест, со стороны казалось, что это одно целое. Только подойдя поближе, можно было обнаружить извилистый проход. Тропа убегала в лес и пропадала в нем.