Смерть под уровнем моря

Придирчивый моряк был не промах, обладал чутьем и сообразительностью. Он подозрительно разглядывал штаны и сапоги немецкого офицера, бледную растрепанную девушку, забинтованного парня, пытающегося слезть со скалы.

– Грузитесь в лодку, – приказал этот человек. – Да осторожнее, не переверните. Пахомов, чего глазами лупаешь? Брось весла, помоги людям.

Вадим плохо помнил, что было дальше. В лодке его неоднократно тошнило. Моряки поддерживали офицера контрразведки, чтобы он не сверзился за борт. Рядом вертелась Юля, что-то щебетала.

Насупленные офицеры на катере молча выслушали Сиротина, переглянулись. Посудина перебрасывала на плацдарм под Балаклаву два взвода морских десантников. Отчего бы не выполнить попутную задачу? Тут же рядом. Вадим предупредил их о минах.

Дальше были запертые ворота базы, грозные рыки в мегафон:

– Моряки германского флота! У вас есть пять минут на то, чтобы выйти с поднятыми руками. В противном случае все вы будете уничтожены.

За этим последовал профилактический выстрел из судовой пушки. Массивный клык скалы отвалился и рухнул в воду. Автоматчики на шлюпке подошли к причалу, высадились, развернулись в цепь.

На горькие раздумья деморализованным германским воинам хватило четырех минут. Заработала механика. Поплыл в сторону батопорт, освобождая проход. На свет божий выходили понурые немцы, бросали автоматы, поднимали руки. Из всей подземной братии выжили человек восемь.

На фоне подчиненных выделялся бледный рослый офицер, корветтен-капитан Гельмут Кляйн. Он покрылся какой-то трупной сыпью, кусал губы. У флотского офицера не хватило решимости пустить себе пулю в висок. Может, оно и правильно. Есть другие способы искупить свою вину перед многострадальным человечеством.

Юля рвалась в бой. Ей надо было, хоть тресни, убедиться в сохранности груза. Уверений капитана Сиротина оказалось мало. Автоматчики просачивались внутрь подземелья, брали под контроль все залы и коридоры. К судну подошла освободившаяся шлюпка, взяла на борт новую партию пассажиров.

Субмарина стояла в сухом доке, который фашисты так и не успели наполнить водой. Из рубки все еще поднимался дымок. Внутри от запаха гари было нечем дышать. Контейнеры с бесценным грузом мирно покоились на месте выдранных коек.

Юля с утробным воем кинулась к своим сокровищам. Ноги подкосились, она села на первый попавшийся ящик, шмыгала носом и как-то жалобно посмотрела на Вадима.

– Мадам, вы куда-то поплывете? – пошутил усатый мичман, пробегающий мимо.

Эпилог

«Виллис» лихо свернул с Парковой улицы и помчался вниз, к решетчатой ограде Марининского дворца. Вокруг дорожки курчавились магнолии. День был ясный, безветренный, солнце пригревало почти по-летнему.

Машина затормозила у ажурных ворот. Водитель, он же единственный пассажир, осанистый майор в хорошо отглаженной повседневной форме, показал часовому красное удостоверение. Тот сделал понятливое лицо и бросился открывать ворота.

Машина въехала в ворота, обернулась вокруг фонтана и затормозила у парадной лестницы. Вадим Сиротин вышел из нее, осмотрелся, поправил гимнастерку под ремнем, взбежал на крыльцо.

Вытянулся по стойке «смирно» красноармеец на входе. Комплекс охранялся со всей серьезностью.

В парке копались люди, что-то высаживали, возили на тележках удобрения и землю. За углом стучали мастерками строители, скрипели лопаты, перемешивающие цементный раствор.

По парадному залу блуждали работники музея, занимались делами. Помещение уже выглядело нарядно, хотя экспонатов здесь явно не хватало.

– Где я могу увидеть гражданку Некрасову Юлию Владимировну? – поинтересовался Вадим у бойкой дамы, стриженной под мальчика.

– Ой!.. – Дама испугалась, зачем-то прижала ладошку ко рту. – Так это, в Голубой гостиной у нас Юлия Владимировна. Работает она, с самого утра вся в делах. А вы, товарищ офицер, кем ей будете? – Робость перед человеком в форме не исключала всеядного женского любопытства.

– Это не важно, – отрезал Вадим. – Благодарю вас.

Он шагал через анфиладу помпезных холлов, где проводились плановые работы. Лепнина уже была приведена в порядок, застелены новые полы там, где это было необходимо. Из широких окон открывался вид на море и греческие статуи, обрамляющие южную лестницу. Наливались зеленью кипарисы, алели цветочки на декоративном плюще.

Музейные работники заблаговременно уступали майору дорогу. Видимо, у него на лбу было написано, где он служит.

Голубая гостиная уже была отреставрирована. Здесь висели картины, высились фарфоровые вазы за цепными оградками.

Молодая женщина в длинной юбке и жакете поправляла картину, висевшую на самом видном месте. Она оценивала на глазок вертикаль, досадливо урчала и снова чуть двигала раму.

Вадим неслышно приблизился к ней. От женских волос приятно пахло земляничным мылом.

Картина была небольшой, но достаточно яркой, насыщенной красками. На ней был изображен лишь букет цветов. Девушка склонила голову и любовалась этим шедевром.