Смерть под занавес

- Элла - интересный человек, очень интересный. Вы знаете, она, по-моему, единственный режиссер, который возник как бы ниоткуда, она ведь не коренная москвичка. Обычно в Москве процветают все-таки столичные режиссеры или те, которые руководили областными театрами. У Эллы нет ни того, ни другого. Она возглавляла какую-то самодеятельность в Твери, а потом поставила в Москве "Саломею" Уайльда, этот спектакль и стал ее визитной карточкой. Прекрасный спектакль. В нем и блистала впоследствии Юлия Миронова. Правда, она недолго поработала с Эллой, что-то разладилось у них. Элла - сильный режиссер диктаторского типа, работать с ней могут далеко не все... Возьмите мою статью за прошлый год, я там достаточно подробно писала о Гурдиной.

- Ирина Генриховна, а что за критик, который что-то не так написал о "Саломее" и его выгнали с работы?

- А это Касьянников Михаил. Между нами говоря, противный мальчишка. Закончил журфак, пролез в популярнейшую газету "Российский калейдоскоп". Стал работать, как мы называем, в жанре "разгребателей грязи": болтаться по презентациям да тусовкам, выискивать сплетни, а потом делать из них хлесткие статейки. Мы его не любили.

"Мы", очевидно, - подумала Катя, - неприкасаемые и старейшие".

- Вы не дадите мне телефон Юлии Мироновой? Может быть, мне удастся поговорить с ней?

- Сейчас посмотрю. Юля, по-моему, переехала на другую квартиру. Да, вот, возьмите, только не ссылайтесь на меня, актеры не любят, когда дают их домашние телефоны. Если будете что-нибудь публиковать и цитировать меня, то покажите предварительно материал. Желаю успеха.

Когда Катя бежала вниз по лестнице (лифт не работал), ей показалось, что Ирина Генриховна несется за ней с журналами под мышкой с пожеланием цитировать ее на каждой странице. "Ну и господа театральные критики, размышляла Катя, стоя посреди миниатюрного дворика в окружении деловито копошащихся в песочнице детишек, - честолюбивы и самовлюбленны, как актеры, а может быть, и больше. Критик - это актер в квадрате", - философски заключила она.

После визита к Мануйлиной Катя решила пройтись по Арбату, благо он был в десяти минутах ходьбы. Она вышла к ресторану "Прага" и медленно двинулась вперед, увлекаемая пестрым людским потоком. "Странно, что такая яркая и честолюбивая женщина, как Элла Гурдина, не особенно жаловала прессу. Ей следовало бы поступить наоборот: окружить себя штатными перьями, прославляющими каждый ее шаг, и спокойно почивать на лаврах. Но она как бы отошла в тень и довольствовалась нечастыми публикациями. Что это удивительная скромность или?.. И все-таки один критик написал о ней нечто не совсем лестное, за что и поплатился своим местом. Немудрено, что у бедняги расшатались нервы и с ним произошел несчастный случай".

Вдоль Арбата нескончаемыми рядами тянулся импровизированный вернисаж. Тут же молодые художники рисовали прохожих. Рядом красовались изображения вечно сексуальной Мерилин Монро и разбитного парня Бельмондо. Светлые дома резко контрастировали с синими и зелеными козырьками магазинов и кафе. Казалось, неведомый строитель нахлобучил кепку на воспитанницу балетного училища и она растерянно замерла, не зная, как реагировать на столь грубый жест. Несмотря на приближение вечера, жара не отступала. Около Вахтанговского театра Катя набрела на золотой фонтан, который раньше не видела. Это была скульптура Турандот. Катя присела на прохладный парапет и опустила руку в воду, внезапно покрывшуюся ярко-красными бликами. Она подняла голову. Рядом с ней встала оживленно беседующая с подругой девушка в коротком алом платье. Катя резко выдернула руку из воды. Ей стало не по себе.

Проплутав по арбатским переулкам, Катя вынырнула к театру "Саломея". "Надо бы еще раз поговорить с Гурдиной", - подумала она.

В театре царила тишина. В холле Катя наткнулась на Лину Юрьевну, которая шла куда-то, держа в руках большую хрустальную вазу, наполненную водой.

- Здравствуйте.

- Добрый день. - Лина Юрьевна слегка натянуто улыбнулась.

- Я хотела бы поговорить с Эллой Александровной.

- Она немного приболела.

- Вы не дадите мне адрес? Я бы подъехала к ней домой.

- Сейчас позвоню ей, узнаю, в состоянии ли она вас принять. Ехать никуда не надо. Она живет в этом же доме, тремя этажами выше.

Лина Юрьевна поставила на пол вазу и направилась в сторону кабинета Гурдиной. Катя посмотрела ей вслед. Без сомнения, женщина невольно старалась походить на свою начальницу, те же рыжие волосы, многочисленные браслеты на руках, прямая спина. Но это была блеклая копия Гурдиной, словно ее рисовали уже высохшими красками.

Через две минуты Лина Юрьевна протягивала Кате стопку бумаг:

- Если нетрудно, занесите, пожалуйста. Квартира двадцать семь.

Маленькая однокомнатная квартира Эллы Александровны была плотно заставлена низкой мебелью: шкафчиками, книжными полками, двумя трюмо, стоявшими друг напротив друга.

Сама хозяйка лежала на диване, обложившись подушками. На инкрустированном столике стояли чашки и заварочный чайник, сделанный в виде двух-этажного домика с забавными голубыми окошками.