Смерть под занавес

– Спасибо, – Лариска чмокнула ее в щеку. – Да, чуть не забыла! Я взяла контрамарку на капустник в Дом актерской гильдии. Через час – начало.

– Как – начало, – ахнула Катя, – я же не успею собраться!

– А что там собираться, выглядишь ты отлично, одевайся и пойдем.

Дом актерской гильдии недавно отреставрировали. Здание покрасили светло-серебристой краской, издали оно выглядело нарядным и внушительным. Теперь, подняв голову, можно было видеть большое мозаичное панно, выполненное в начале века известным художником-символистом.

Небольшой переделке подверглись и внутренние помещения. Старые стулья с потертыми бархатными сиденьями были заменены на новые, буфет перенесли на первый этаж, а на втором создали небольшой отдел по формированию банка данных российских театров. В него вносили всю информацию, относящуюся к театральной жизни: от цвета волос популярных актеров до курьезных случаев, вроде кошки, незаметно разгуливавшей по постели Дездемоны за пять минут до ее кончины.

Все работы проводились в ударном темпе. Ко дню вручения ежегодной национальной премии "Бо-жественная Мельпомена" все было сделано, и директор Дома – Александр Виленович – облегченно вздыхал, улыбаясь почетным гостям.

– Умеем, когда захотим, – скромно принимал он комплименты по поводу обновленного Дома. – Я тут стоял и душу из них тряс, говорил: "Умрите, но сделайте вовремя". Они были у меня как шелковые, эти строители.

Очевидно, "шелковые" старались, но не очень, потому что в некоторых местах паркет вздулся кокетливыми кочками. Поэтому сотрудникам и посетителям Дома иногда приходилось скользить по этим маленьким препятствиям, как по ледяным горкам. При этом слышались восклицания типа "Ой, сейчас ногу сломаю", "Держи меня, да не цепляйся, а держи", "Какой же ты нескладный(ая), опять упал, иди в травмпункт, проси больничный, дома отдохнешь". Но самое печальное таилось на потолке. Там кое-где отслоилась штукатурка, и кусочки изящной лепнины непредсказуемых размеров могли в любой момент обрушиться на головы проходящих людей. Работники Дома знали о грозящей опасности, отчего у них появилась привычка глядеть вверх и в особо опасных местах переходить со степенного шага на трусливую пробежку. Те же, кто не был в курсе коварного потолка, удивлялись, почему работники Дома актерской гильдии стали больше обращаться взорами ввысь, словно они оставались последними из могикан высокого искусства и старались думать о высоком в прямом смысле этого слова. Директор распорядился, чтобы все неполадки были устранены, однако рабочие не торопились, а регулярно предоставляли смету предстоящих расходов и слонялись по великолепным помещениям уникального Дома. Они часто пугали иностранных да и российских посетителей своим неожиданным появлением в темно-синей спецодежде в самых неподходящих местах, вроде женского туалета.

Один из строителей почему-то повадился время от времени дремать на подоконнике за тяжелыми бархатными портьерами, и люди, подходившие подышать воздухом и полюбоваться видом исторического центра Москвы, с приглушенным криком отшатывались, натыкаясь на согбенную фигуру, безжизненно привалившуюся к окну.

– Чего они пугаются, – возмущался директор, – может, это наша национальная достопримечательность – рабочий за портьерой! Показывают же в Англии в семейных замках фамильные привидения. Там жизнь аристократическая и привидения поэтому соответствующие, а у нас символом потустороннего мира может быть только этот строитель.

Почему-то у директора взыграл запоздалый квасной патриотизм. Приближенные к нему люди судачили, что, очевидно, он просто не знает, что делать с этими "шелковыми". Наконец Александр Виленович решил из "шелковых" сделать "блестящих". Он распорядился закупить в провинциальных театрах по недорогим ценам старые театральные костюмы и облачить в них представителей строительно-монтажного управления № 15. С тех пор по залам Дома актерской гильдии слонялись маркизы и графы в расшитых позолотой камзолах. Они, когда их никто не видел, сплевывали на пол и вытирали париками вспотевшие лица. Дело было в том, что директор строго-настрого запретил им снимать парики, вплоть до увольнения, так как он хорошо понимал, что лысины и бобрики никак не вязались с историческими одеяниями. Правда, тому, кто любил спать на подоконнике, "повезло" особо. Ему достались одежды францисканского монаха, как было написано на длинном черном балахоне. Ну, монах так монах. Балахон был слишком велик, и представитель СМУ № 15 частенько приподнимал его, обнаруживая перед случайными посетителями кривые ноги в голубых носках.

По Москве широко пронесся слух о том, что директор Дома актерской гильдии насквозь проникся современным концептуализмом и смелыми авангардными акциями. "Это наш Кулик", – с гордостью говорили заезжим гостям московские театралы. Беда состояла в том, что Кулика не знали ни те ни другие, поэтому им приходилось еще дополнительно объяснять смелые эпатажные выходки известного московского зоофила.