Смерть поэта (Серафима Теплова, Рылеев, Лермонтов и Николай I)

Андрей Чернов. СМЕРТЬ ПОЭТА

(Серафима Теплова, Рылеев, Лермонтов и Николай I)

Кондратий Рылеев. Ушаковский альбом. Рисунок Пушкина. 1830. Определение А.Ч.

1. ОППОЗИЦИЯ ТИНЭЙДЖЕРОВ

Психологи говорят, что детские и подростковые травмы временем не врачуются.

Пятого февраля 1830 г. читатели «Литературной газеты» обнаружили в свежем ее выпуске анонимную рецензию на только что оттиснутый в университетской типографии московский альманах «Денница». Вот как она начиналась: «В сем альманахе встречаем имена известнейших наших писателей, также стихотворения нескольких дам: украшение неожиданное, приятная новость в нашей литературе».

Автором рецензии был Пушкин. А похваленные им «дамы» – две юные московские поэтессы – сестры Тепловы. Надежде Сергеевне было шестнадцать, младшей, Серафиме, – четырнадцать.

В те же дни в Москве двадцатипятилетний адъюнкт университета и редактор «Денницы» Михаил Александрович Максимович в спешке кормит домашний камин собственным архивом. Гостивший в первопрестольной Дельвиг только что получил письмо из Петербурга от Ореста Михайловича Сомова. Тот предупреждал приятелей, что над «Денницей» уже искрят перуны. Причем не простые, а Высочайшие. Из толков «у Греча и Булгарина» Сомову стало известно о булгаринском доносе в Третье отделение. Причина доноса – восьмистишие четырнадцатилетней Серафимы:

К***

Слезами горькими, тоскою  

Твоя погибель почтена,

О верь, о верь, что над тобою

Стон скорби слышала волна!

О верь, что над тобой почило

Прощенье, мир, а не укор,

Что не страшна твоя могила

И не постыден твой позор!

Чуткий литературовед Ф. В. Булгарин сразу же сообразил, что Максимович напечатал стихи о могиле Рылеева. К счастью, дружеская почта на сей раз отказалась проворнее фельдъегерской.

Николай 1 констатировал, что стихи, «очевидно, имеют направление не благонравное». Цензора заперли на две недели на гауптвахте, потребовали объяснений у редактора, но Максимович уже успел продумать линию защиты. Первый аргумент – автор почти ребенок, притом барышня. Второй – в письме П. А. Вяземского А. И. Тургеневу:

«В «Деннице» на странице 121-й, найдешь ты стихи девицы, за которые московский Глинка, цензор, просидел неделю на гауптвахте /…/ Это стихи на смерть какого-то студента, утопившегося, а им дали политическое перетолкование».

Арест цензора Сергея Николаевича Глинки, литератора и патриота 1812 г., человека в Москве весьма уважаемого, говорил о том, что следователи в успехе дела не сомневались. Почему же выпустили через неделю, а не через две? Да потому, что в первые же дни не менее трехсот москвичей явились засвидетельствовать свое почтение цензору, определенному Бенкендорфом штудировать за решеткой цензурный устав. И это было уже демонстрацией. Власти поняли, что это дело гауптвахтой не поправишь, и надо готовить куда более сильнодействующие рецепты для искоренения московской крамолы.

Демонстративное сочувствие Глинке управляющий делами Третьего отделения М. Я. Фон-Фок в агентурном обзоре совершенно справедливо рассматривал как общий знак московской оппозиционности. Глинка, «агент всех тайных обществ» (выражение властей), знавший сестер Тепловых и друживший с Максимовичем, вскоре был лишен цензорского места: как водится в таких делах, в том же году к нему придрались по весьма пустячному поводу.

Михаил Максимович. Рисунок на обороте последнего листа

с «Отрывком из литературных летописей». 1829. Определение А.Ч.

В оппозиционную Москву Пушкин поспешит в тот год в начале марта. Он встретится с Максимовичем и Дельвигом, сообщит Вяземскому в письме от 14 марта о том, что Иван Иванович Дмитриев сердится на цензора Глинку. (За что – обоим, видимо, и так понятно. Впрочем, консервативный Дмитриев при всем том посетил арестованного цензора на «губе» одним из первых.)

Комментаторы «синего» пушкинского десятитомника рассерженность старейшего московского поэта на Глинку объясняют «сугубо литературными» причинами. Нет, причины, скорее, литературно-политические. И о чем говорят в те дни Пушкин с Дмитриевым, можно догадаться по следующему письму Пушкина к Вяземскому, датированному второй половиной марта:

«Посылаю тебе драгоценность: донос Сумарокова на Ломоносова. Подлинник за собственноручною подписью видел я у Ив. Ив. Дмитриева. Он отыскан в бумагах Миллера, надорванный, вероятно, в присутствии и, вероятно, сохраненный Миллером как документ распутства Ломоносова: они были врагами. Состряпай из этого статью и тисни в «Литературной газете».  Письмо мое доставит тебе Гончаров, брат красавицы: теперь ты угадаешь, что тревожит меня в Москве».

Петр Вяземский. Рисунок Пушкина. 1826.

Определение Л. Б. Модзалевского и Б. В. Томашевского