Смерть после полудня

В горах снег засыпал мертвых возле перевязочного пункта, устроенного на обратном склоне, чтобы не накрыло артиллерией. Трупы сносили в землянку, которую успели выкопать до промерзания грунта. В этой землянке день, ночь и еще один день пролежал парень, чья голова — с куском рваной стали в искромсанных мозгах — была расколота подобно цветочному горшку и не рассыпалась лишь благодаря мозговым оболочкам да искусно наложенной повязке, уже заскорузлой. Санитары, таскавшие носилки, позвали военврача проверить состояние бедолаги. Они видели этого парня при всяком своем возвращении или хотя бы слышали, как тот дышит.

Глаза у военврача были красными, веки от слезоточивого газа опухли так, что остались только щелочки. Раненого он проверил дважды: днем и еще раз с фонариком. Тоже неплохая тема для гравюр Гойи; в смысле, медосмотр с фонариком в землянке для трупов. Врач взглянул разок, взглянул другой и поверил словам санитаров, дескать, парень-то до сих пор жив.

— И чего вы от меня хотите? — спросил он.

Санитары от военврача ничего не хотели. Впрочем,

поразмыслив немного, они спросили разрешения вынести его наружу и положить к тяжелораненым.

— Нет-нет-нет! — бросил врач. Он был очень занят. — Да в чем дело-то? Вы что, его боитесь?

— Так ведь лежит, хрипит среди трупов. Не по-людски как-то.

— А вы не слушайте. И вообще, сейчас вы его унесете, а потом опять потащите обратно.

— Ничего, господи капитан медицинской службы. Мы потерпим.

— А почему бы не вколоть ему побольше морфину? — спросил офицер-артиллерист, поджидавший свою очередь на перевязку руки.

— Как будто мне морфин девать некуда!.. У вас вон пистолет есть, так пойдите да застрелите его сами.

— Его разок уже застрелили, — заметил артиллерист. — Вот из вас бы, докторишек, кое-кого пострелять, навели б тогда порядок в вашем хозяйстве.

— Ну, спасибо, — сказал военврач, беря в руку хирургические щипцы. — Премного благодарен. А вот это

у вас что? — Он щипцами едва не ткнул артиллеристу в глаз. — Что с глазами?

— Слезогонка. У нас говорят, дикое везенье.

— Вот именно. Потому что вы тогда с позиций бежите, — сказал военврач. — К нам, сюда со своей слезогонкой, лишь бы вывезли с переднего края… Глаза себе луком натерли, я считаю.

— Плевал я на ваши оскорбления. Несете черт-те что. Полоумный.

Появились санитары.

— Господин капитан медицинской службы… — начал один из них.

— Пошли вон отсюда! — рявкнул военврач.

И они ушли.

— Ладно, — сказал артиллерист. — Пристрелю бедолагу. Чтоб не мучился. Я человек гуманный.

— Вот и пристрели, — кивнул военврач. — Давай-давай. Бери на себя всю ответственность. А я подам рапорт. Мол, лейтенант-артиллерист застрелил раненого на пункте срочной медпомощи. Иди. Иди и застрели его.

— Нет в тебе ничего человеческого.

— Моя работа — лечить раненых, а не добивать их. Этим пусть джентльмены от артиллерии занимаются.

— Что ж вы его тогда не лечите?

— А я уже полечил. Сделал все, что можно.

— А почему не отправили вниз по канатной дороге?

— Да кто ты такой меня расспрашивать? Ты что мне, начальство? Командир моего перевязочного пункта? Уважишь ответом?

Лейтенант-артиллерист отмолчался. Кроме них с врачом, других офицеров на медпункте не было, сплошь рядовые да унтера.

— Что? — сказал военврач, вскинув зажатую в щипцах иглу. — Язык проглотил?

— Да иди ты *****! — сказал артиллерист.

— Вот, — кивнул врач. — Все слышали? Ладно. Хорошо. Об этом тоже доложу.

Лейтенант поднялся и пошел на врача.

— Ах ты сука, — сказал он. — И мать твоя сука. И сестра. И сам ты г…

Врач плеснул ему в лицо из блюдца, полного йода. На миг ослепнув, лейтенант зашарил рукой в поисках пистолета. Врач ловко нырнул ему за спину, сбил с ног и, когда тот упал, несколько раз наподдал ногой, после чего поднял выроненный пистолет, не снимая резиновых перчаток. Сидя на полу, лейтенант тер глаза неизреченной рукой.

— Убью гада, — пообещал он. — Вот прозрею и убью.

— Хозяин здесь я, — сказал военврач. — И раз ты теперь это знаешь, я тебя прощаю. А убить ты меня не можешь, потому что твой пистолет у меня. Эй, сержант! Дежурного ко мне!

— Он сейчас у канатной дороги, — сообщил сержант.

— Протрите лейтенанту глаза спиртоводным раствором, а то у него там йод. Да, и принесите мне тазик обмыть руки. Когда закончите, лейтенанта ко мне, я им займусь.

— Вот только дотронься!

— Держите его покрепче, он бредит.

Вновь заглянул один из санитаров.

— Господин военврач…

— Ну чего тебе?

— Тот парень, в поленнице который…

— Я тебе сказал: уйди.

— Он помер, господин военврач. Я просто подумал, вы захотите узнать…

— Ну, мой дорогой лейтенант? Все понятно? Спор наш был ни о чем. На войне все споры ни о чем.

— Сволочь ты, — сказал артиллерист. Он по-прежнему не видел. — Глаза мне выжег, гадюка.

— Ерунда, — сказал военврач. — Все пройдет. Ерунда. Спор ни о чем.

— A-а! а-а! — вдруг завизжал лейтенант. — Ты мне глаза выжег, глаза выжег!

— Так, держите крепче, — скомандовал врач. — У него болевой шок. Держи крепче, говорю!

Пожилая дама: И что, на этом все? А мне казалось, вы обещали чуть ли не «Занесенных ветром» Джона Гринлифа Уиттьера.