Смерть приходит по английски

Сколько же нетерпеливый автор пропускает! Это недолгие занятия с какой-то репетиторшей, жившей возле театра Корша, ставшего позже сначала филиалом Художественного театра, а потом и Театром Наций, в котором хозяйничает любимец публики и власти Евгений Миронов. А теперь Миронов даже сыграл в кино Ленина. Если получил аттестат зрелости, то почему он должен лежать в столе? Правда, герой хорошо знал свои академические недостатки, не вызубренное ранее возвращалось как призрак. Герой хорошо запомнил это место, потому что на доме, где жила немолодая учительница, была мемориальная доска с фамилией Есенина. У кого же, интересно, молодой поэт тогда жил? Тоже искал счастье в соответствующих объятьях. Дом рядом с театром, это был ориентир. Как такое забудешь! У учительницы дело было, видимо, поставлено в весенние дни поступления и экзаменов в вузы на поток. Герою было скучно, язык его не захватывал, учительница заставляла переписывать из собственной тетрадки грамматические правила английских времен, а сама все время отвечала на телефонные звонки и спрыскивала себя какими-то пронзительными, как иприт, духами. Деньги платить за это грандиозное переписывание было жалко. Солнце, как взломщик, хозяйничало в комнате; учительница неимоверно потела, у нее под мышками разрасталось, ученик скучал. Дух английской школьной грамматики летал, как святой дух, над круглым столом, накрытым бархатной скатертью. Любопытный герой потихоньку потрогал эту скатерть, проверяя плотность бархата. Над столом висела такая же старинная из бронзы с цепочками люстра, как и в доме его нового отчима. Если бы она сказала хоть одно живое на английском языке слово, как мой герой мечтал! А вдруг язык, словно ангел, влетел бы в него и в нем бы так и остался? Впрочем, до вступительного экзамена по английскому, где в ход могли пойти переписанные из тетрадки правила, дело не дошло, мой герой срезался уже на сочинении в Институт востоковедения. Много позже, по прошествии нескольких десятков лет, герой, вспоминая ту летнюю жару, думал: какое счастье, что так все случилось! Определенно воспоминания самого героя постоянно врезаются в мирный ход, как сейчас умники говорят, нарратив повествования, которое ведет автор. Но ведь герой тоже имеет право на свое высказывание. Автор, конечно, сделал бы это ловчее, но бог с ним, с нетерпением героя. Автору ведь необходимо срифмовать лампу в доме с мемориальной доской Есенину и лампу в доме отчима, в старом, деревянном тогда доме в Гороховском переулке. Дома этого теперь нет, но он стоял рядом с другим, каменным домом, из которого постоянно неслись опереточные арии — там было какое-то отделение ГИТИСа. Тяга к искусству была предопределена… В самом доме, деревянном, а не с ариями, жил еще один мальчик, позже ставший танцовщиком Большого театра. Дом определенно ворожил.

Отчим был старше матери лет на двадцать или даже на двадцать пять. Автор, как более рациональная фигура, чем его герой, конечно, никогда не верил, что мать могла выйти замуж за человека, которого совсем не любила. У нее на руках было двое детей, а их отец сидел в лагере на русской Волге, где достраивал гидроэлектростанцию. В деревянном доме отчима после смерти его первой жены осталась довольно большая квартира. Тоже с бархатной скатертью, тяжелой с цепочками люстрой и гравюрой с Рафаэлиевой мадонны. Точно такую же гравюру герой автора много позже видел в кабинете Льва Толстого в Ясной Поляне. Там, правда, рама была проще, дешевле. Герой предполагал, что его отчим принадлежал к прежнему классу эксплуататоров, к дворянам. Это ощущение усилилось, когда однажды из Ленинграда проездом явилась сестра отчима. Сестра была замужем за настоящим академиком. За столом под знаменитой лампой она пила чай из парадных чашек и со смородиновым вареньем, сберегавшимся на экстренные, как болезнь, случаи. Герой много позже доложил автору, что, готовясь к этому визиту, его мать, со своими двумя курсами университета и юридической школой, трепетала. Но сестра, как и ее брат, была в возрасте, как и положено дворянке, и трудности и неудобства несла без тени холопства, как настоящая госпожа. Скрытую из великого поэта цитату тоже отнесем на счет героя — автор так и запомнил, а герой так сформулировал. Но к чему, к чему все эти беллетристические подробности? А была фраза, сказанная под люстрой пожилой женщиной, закончившей Смольный женский институт: «Я всегда перед сном, даже в поезде, двадцать минут читаю какую-нибудь английскую книжку — чтобы не забыть язык».

7