Смерть приходит по английски

Теперь, чтобы попасть в горнило русского свободолюбия, надо было победно продолжать экзаменационный марафон. Ну, много читавшему молодому человеку, пожалуй, не так была страшна история, когда всегда можно было сослаться не только на дату, но и на какой-нибудь прочитанный роман. В Университет тогда брали не по скудной математике ЕГЭ, а за оригинальность и самостоятельность мышления. И принцип этот был неколебим. Герой, взяв напрокат у автора эпизод со сдачей экзаменов по географии, уверяет, что после всех положенных и внятных ответов на положенные вопросы он получил вопрос дополнительный: «Скажите, молодой человек, а где расположена так называемая „Маркизова лужа”?» Это был детский вопрос для читающего человека. Какой там маркиз, сбежавший от Французской революции, командовал русским флотом, курсировавшим тогда исключительно вокруг Крондштадта?.. Очередная пятерка в кармане. А вот к английскому языку в тот раз наш герой оказался готов. Здесь опять сложный симбиоз воспоминаний, позаимствованных у автора и Джека Лондона, и какое-то сочинение, в котором персонаж что-то учил и всю свою комнату обвешал небольшими бумажечками с прописями того, что необходимо было знать. Жизнь — это ведь всегда еще и некоторая игра, некоторое подражание. Герою так хотелось хоть на кого-нибудь походить — вот откуда эта его причуда с бумажками, на которых был выписан не только алфавит и ясно и определенно английская буква g отличалась от q, но и кое-какие другие прописи. Все это делало героя таинственнее и загадочнее среди соседей и родичей. Листочки с неправильными глаголами висели возле зеркала. К дверке буфета были прикреплены правила времен. А уже «лапшой» — это узенькие полоски, где с одной стороны написаны слова по-русски, а с другой, оборотной, по-английски, — набивались все карманы. В публичном перекладывании «лапши» из одного кармана в другой тоже была какая-то отличительная загадочность. По крайней мере все эти немудреные приемы позволили выучить учебник. А разве спрашивалось тогда у заочников произношение? В конце концов, это был не рассадник правительственного и чиновничьего блата, какой-нибудь МГИМО! На том этапе, когда оценка получена, язык, собственно, и считался выученным. Сдача студенческих «тысяч» была сплошной проформой, и разве эта сдача кого-нибудь и чему-нибудь научила? О счастливчики специальных нынешних школ с углубленным знанием английского языка, о сегодняшние школы, в которых, кажется, язык все-таки учат, потому что рабы на международном рынке труда все-таки должны знать на языке островитян слова «есть», «пить», реагировать на «быстрее» и на интернациональное «русская свинья!»

Теперь об английском языке можно было забыть, ведь что такое «языковые тысячи» при заочном обучении! Они, если ты не учился в спецшколе и происходишь не из благородной еврейской семьи, лишь докука.

Поводов и стимулов учить язык не имелось. Иногда тоска по неосвоенному появлялась как некое предостережение: а что станешь делать в будущем? Или как препятствие на пути возможных осуществлений. Другой мир, существовавший как цветные вкладки в журнале «Огонек». Сообщения по радио и телевидению из далеких краев оказывались слишком нереальными, чтобы ради них вырывать время у радости и полноты жизни. Какая жалость, что так называемая правда жизни и унылые воспоминания подлинности мешают герою по-настоящему развернуться! Автор по натуре конформист, лепящий все, что он пишет или писал, из собственного ничтожного опыта. Где, собственно, отважная биография, участие в воровской шайке, квартирный подлог, подделка завещания, грабеж госказны, что нынче типичное и отчасти богоугодное дело, где спекуляция валютой, а в перестройку на ранних ее этапах перепродажа компьютеров? Правда вообще очень мешает литературе. Ну а все-таки, если чуть-чуть по правде? Признаемся: что-то автор уже начал получать от жизни. Недаром юность ушла на неграмотные стихи и прозаические побасенки. И как всегда, когда обмелело симпатичное личико, когда что-то внушили университетские аудитории, когда надо было приниматься думать о хлебе и бутылке молока на завтра, пришлось двигаться в сторону все той же нематериальной области жизни. Слово за слово привело к кассе в редакции сначала одной газеты, потом другой, да и где только наш автор, ведя за собой и своего героя, не побывал, включая телевидение! Нет, определенно было приятно, когда в винном отделе магазина опытная раздатчица счастья могла спросить: «А не вас ли я видела по ящику?»