Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина

Полковник Рейс просил ее не смущаться и продолжать и за свою галантность был вознагражден жизнеописанием Гектора Марля. Он узнал о том, как его вырастила и воспитала сестра, обо всех его наклонностях и слабостях и, наконец, о его женитьбе на красавице Виоле Марль, о которой полковник за время рассказа уже успел позабыть. («Она, видите ли, была сиротка…») Он услышал также о том, как Поль Беннет, которому было отказано в руке и сердце Виолы, превозмог свою душевную боль и из пылкого поклонника превратился в друга семьи; о том, как он был привязан к своей крестнице Розмэри; о его смерти и об условиях его завещания.

— Ну разве это не романтично — оставить ей свое состояние, и такое огромное! Конечно, деньги — это не главное, не в деньгах счастье. Бедняжка Розмэри умерла так трагически. Да и за Айрис у меня все время душа болит.

Рейс взглянул на свою собеседницу вопрошающе.

— Я постоянно чувствую огромную ответственность. Ведь всем известно, что она богатая наследница. Вот и приходится следить за тем, чтобы не завязалось какое-нибудь нежелательное знакомство. Но разве за нынешними девушками уследишь? У Айрис есть знакомые молодые люди, о которых я практически ничего не знаю. Я ей постоянно твержу: «Пригласи их к нам в дом, милочка». Но, насколько я понимаю, некоторые из этих молодых людей просто не желают показываться в доме. И бедный Джордж тоже очень беспокоился за Айрис. Особенно в связи с молодым человеком по фамилии Браун. Я лично его никогда не видела, но у меня впечатление, что он весьма часто встречается с Айрис. Она могла бы сделать более достойный выбор. Джорджу этот Браун всегда не нравился, я точно знаю, а я убеждена, что о мужчинах вернее всего судят сами мужчины. Я вспоминаю полковника Пьюса, нашего церковного старосту:[118] я его считала очаровательным человеком, но мой покойный муж всегда держался с ним официально и убеждал меня следовать его примеру. И что же? В одно из воскресений, когда он обходил прихожан, собирая пожертвования, он вдруг свалился на пол — и оказалось, что он мертвецки пьян! Разумеется, потом выяснилось — почему-то такие вещи, о которых не мешало бы знать заранее, выясняются всегда потом, — выяснилось, что из его дома каждую неделю десятками выносили пустые бутылки из-под бренди! Это тем более прискорбно, что он истинно верующий человек, хотя по своим взглядам склонялся к евангелизму[119]. Однажды они с моим покойным мужем затеяли страшный спор о порядке богослужения в День всех святых[120]. Да, День всех святых. Боже мой, Боже мой! А вчера, подумать только, вчера был День поминовения!

Слабый шорох заставил Рейса поднять голову. В дверях, за спиной Люсиллы, стояла Айрис. Он уже один раз видел ее — осенью, в Литл-Прайерс. Тем не менее ему показалось, что он видит ее впервые. За ее внешним спокойствием он почувствовал необычайное нервное напряжение. В ее широко раскрытых глазах был какой-то затаенный испуг, какой-то невысказанный вопрос, смысл которого он не смог разгадать, хотя понимал, что должен был это сделать.

Люсилла повернула голову:

— Айрис, милочка, я не слышала, как ты вошла. Ты знакома с полковником Рейсом? Он проявляет к нам такое внимание.

Айрис подошла и без улыбки протянула ему руку; по сравнению с прошлым разом она показалась ему похудевшей и побледневшей — может быть, из-за того, что сейчас была в трауре.

— Я заехал узнать, не могу ли я быть вам хоть чем-нибудь полезен, — сказал Рейс.

— Благодарю вас, это очень любезно с вашей стороны.

Она произнесла эту фразу как заученную, без всякого выражения.

Было ясно, что она пережила огромное потрясение и еще не совсем пришла в себя. Неужели привязанность к Джорджу была так сильна, что его смерть оказалась для нее столь тяжким ударом?

Она перевела взгляд на тетку, и Рейс уловил в ее глазах настороженность. Она спросила:

— А о чем вы говорили? Вот сейчас, когда я вошла?

Люсилла порозовела и сконфузилась. Рейс понял, что она всеми силами стремится не допустить, чтобы при Айрис произносилось имя столь нежелательного молодого человека — Энтони Брауна.

— Действительно, о чем же мы говорили? Ах, вспомнила! — воскликнула Люсилла. — День всех святых, а вчера был День поминовения. Да, подумать только! Надо же, чтобы такая трагедия случилась именно в День поминовения! Прямо как в романе!

— Что вы имеете в виду? — спросила Айрис. — Что Розмэри вернулась с того света за Джорджем?

Люсилла всплеснула руками:

— Айрис, милочка, что ты говоришь! Откуда у тебя такие ужасные мысли? Это недостойно христианки!

— Почему же? В День поминовения в Париже, например, всегда ходят на кладбище и приносят цветы на могилы.

— Да-да, дорогая, но французы совсем другое дело, они ведь все католики!

Подобие улыбки тронуло губы Айрис. Помолчав, она сказала:

— А мне послышалось, что вы говорили об Энтони — об Энтони Брауне.

— Да, ты права, — защебетала Люсилла тоненьким, совсем уже птичьим голоском, — мы действительно упомянули его имя. Я просто назвала его в числе твоих знакомых и сказала, что мы о нем совсем ничего не знаем…

Айрис резко перебила ее: