Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина

— По этой тропинке, мадемуазель, вы пришли вчера к плавательному бассейну?

Она вздрогнула.

— Нет, по той, что ближе к дому. Этой тропинкой пришел Эдвард. — Она внезапно повернулась к Пуаро. — Хватит об этом! Я ненавижу этот бассейн. Я ненавижу даже «Лощину»!

Пуаро тихо продекламировал:

— Ненавижу страшную лощину, за темным лесом скрытую вдали,
Красный вереск покрыл уступы; они алы, как губы в крови.
Словно рот кровавый, лощина холодным ужасом дышит,
О чем ни спросишь там эхо — в ответ только «Смерть!» услышишь[194]

.

Генриетта повернула к нему удивленное лицо.

— Теннисон, — сказал Эркюль Пуаро, с гордостью кивнув головой. — Стихи вашего лорда Теннисона.

— О чем ни спросишь там эхо… — повторила за ним Генриетта, затем произнесла тихо, почти про себя: — Ну конечно… так и есть… Эхо!

— Эхо? Что вы имеете в виду?

— Эта усадьба… Сама «Лощина»! Я почти поняла это раньше… в субботу, когда мы с Эдвардом отправились на прогулку к холмам. «Лощина» — эхо Эйнсвика! И мы все Энкейтллы! Мы не настоящие… не такие живые, каким был Джон! — Она снова повернулась к Пуаро. — Как жаль, что вы не знали его, мосье Пуаро! Мы все — тени по сравнению с Джоном. Джон был по-настоящему живым!

— Я понял это, мадемуазель, когда видел его умирающим.

— Знаю. Это чувствовал каждый. И вот Джон мертв, а мы — эхо! Мы существуем. Это, знаете ли, похоже на скверную шутку.

С лица Генриетты исчезла молодость, губы искривила горечь внезапной боли. Когда Пуаро спросил ее о чем-то, она не сразу поняла, о чем речь.

— Извините. Что вы сказали, мосье Пуаро?

— Я спросил, нравился ли вашей тете, леди Энкейтлл, доктор Кристоу?

— Люси? Между прочим, она мне кузина, а не тетя… Да, он ей очень нравился.

— А ваш… тоже кузен… мистер Эдвард Энкейтлл… ему нравился доктор Кристоу?

— Нет, не очень… но, в общем, он почти не знал его.

«Ее голос, — подумал Пуаро, — звучит несколько натянуто».

— А ваш… еще один кузен? Мистер Дэвид Энкейтлл?

Генриетта улыбнулась:

— Дэвид, я думаю, ненавидит всех нас. Он проводит время, заточившись в библиотеке, читает «Британскую энциклопедию».

— О! Серьезный юноша.

— Мне жаль его. У него тяжелая обстановка дома… Мать — человек неуравновешенный… инвалид. Единственный его способ самозащиты — чувствовать свое превосходство над окружающими. Если это ему удается — все в порядке, но иногда эта защита рушится, и тогда виден истинный Дэвид, легко ранимый и уязвимый.

— Он чувствовал свое превосходство над доктором Кристоу?

— Пытался… но, мне кажется, из этого ничего не получалось. Я подозреваю, что Джон Кристоу был как раз таким человеком, каким хотел бы стать Дэвид… В результате — он питал к Джону отвращение.

Пуаро задумчиво кивнул головой.

— Да… Самонадеянность, уверенность, мужество — черты сугубо мужского характера. Это интересно… очень интересно.

Генриетта ничего не ответила.

Сквозь каштаны, внизу у бассейна, Эркюль Пуаро увидел человека, который, наклонившись, казалось, что-то искал.

— Интересно… — снова тихо повторил Пуаро.

— Что вы сказали?

— Это кто-то из людей инспектора Грэйнджа, — ответил Пуаро. — Он как будто что-то ищет?

— Наверное, улики. А что еще могут искать полицейские? Пепел от сигарет, следы башмаков, обгорелые спички? — В голосе Генриетты была горькая насмешка.

— Да, они ищут все это, — серьезно ответил Пуаро, — иногда находят. Но настоящие улики, мисс Сэвернейк, в деле, подобном этому, обычно нужно искать в личных отношениях людей, связанных с преступлением.

— Я что-то не понимаю вас.

— Важны мелочи! — сказал Пуаро. Он сидел, откинув голову назад, полуприкрыв веками глаза. — Не сигаретный пепел или отпечатки резиновых каблуков, а жест, взгляд, неожиданный поступок…

Генриетта, резко обернувшись, пристально посмотрела на него. Пуаро почувствовал этот взгляд, но не повернул головы.

— Вы имеете в виду… что-нибудь определенное?

— Я думал о том, как вы, шагнув вперед, взяли револьвер из рук миссис Кристоу, а затем уронили его в бассейн.

Он почувствовал, что она слегка вздрогнула, но голос ее остался таким же ровным и спокойным:

— Герда, мосье Пуаро, довольно неуклюжий человек. В состоянии шока она могла бы выстрелить и, если в револьвере была еще пуля… поранить кого-нибудь.

— Однако было очень неуклюже с вашей стороны уронить револьвер в воду, не правда ли?

— Видите ли… У меня тоже был шок… — Генриетта помолчала. — На что вы намекаете, мосье Пуаро?

Пуаро выпрямился, повернулся в ее сторону и заговорил обычным деловым тоном:

— Если были отпечатки пальцев на этом револьвере… Я имею в виду отпечатки, сделанные до того, как миссис Кристоу взяла его в руки, было бы интересно узнать, кому они принадлежали… но этого мы теперь никогда не узнаем.