Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина

— Это нелегко объяснить, Ренисенб, но если сердце открыто злу, тогда зло расцветает в нем, как маки на хлебном поле. Вполне возможно, Яхмос всегда тяготел к насилию, но не мог решиться совершить его. Он презирал себя за робость и покорность. Убив Нофрет, он, наверное, ощутил всю сладость власти, и первой ему дала это понять Сатипи. Сатипи, которая ни во что его не ставила и постоянно оскорбляла, вдруг стала покорной, она боялась его. Все обиды, которые он так долго таил в себе, обнаружили себя, как та змея, помнишь, которую мы потревожили здесь, на тропинке. Себек и Ипи были один красивее, другой умнее Яхмоса — вот ими суждено было уйти из жизни. Он, Яхмос, должен стать единственным хозяином в доме, единственной опорой и утешением старика отца! Смерть Сатипи только усилила его жажду убивать и укрепила в сознании собственного могущества. Но одновременно зло помрачило его разум, с того дня овладев им целиком.

В тебе, Ренисенб, врага он не видел. Пока был способен любить, он тебя любил. Но он даже не допускал мысли о том, что ему придется разделить управление владениями с твоим мужем. По-моему, Иза дала согласие на твой брак с Камени по двум соображениям: во-первых, если Яхмос нанесет новый удар, то скорей жертвой будет Камени, нежели ты, на крайний же случай она поручила мне оберегать тебя; и во-вторых — Иза была все же отважной женщиной, — чтобы поймать Яхмоса с поличным, она хотела заставить его действовать и при этом незаметно за ним наблюдать.

— Что ты и делал, — сказала Ренисенб. — О Хори, я так испугалась, когда оглянулась и увидела его.

— Я знаю, Ренисенб. Но через это нужно было пройти. Пока я был рядом с Яхмосом, тебе не грозила опасность, но вечно так продолжаться не могло. Я понимал, что если ему представится возможность сбросить тебя со скалы, в том же самом месте, он ее не упустит. Тогда можно будет снова все свалить на дух убитой Нофрет.

— Значит, просьба, которую мне передала Хенет, исходила не от тебя?

Хори покачал головой.

— Я ничего не просил тебе передавать.

— Но в таком случае, зачем Хенет… — Ренисенб нахмурилась. — Не понимаю, какую роль во всем этом играла Хенет.

— По-моему, Хенет знает правду, — задумчиво сказал Хори. — Сегодня утром она ясно дала это понять Яхмосу, что было крайне опасно. Он уговорил ее зазвать тебя сюда, что она и сделала с большой охотой, поскольку ненавидит тебя, Ренисенб…

— Я знаю.

— А затем… Трудно сказать… Хенет уверена, что, раз она все знает, власть у нее в руках. Вряд ли Яхмос оставил бы ее в живых. Может, сейчас она уже…

Ренисенб задрожала.

— Яхмос сошел с ума! — воскликнула она. — Злые духи овладели его разумом, ибо раньше он таким не был.

— Не был, но тем не менее. Помнишь, Ренисенб, я рассказывал тебе про Себека и Яхмоса, как Себек бил Яхмоса по голове и как ваша мать подбежала, бледная и дрожащая, и сказала: «Это опасно». По-моему, Ренисенб, она хотела сказать, что опасно так поступать с Яхмосом. Вспомни, что на следующий день Себек заболел — считалось, что он чем-то отравился, но кто знает… мне кажется, Ренисенб, ваша мать знала, какая бешеная злоба скрывается в груди ее мягкого, робкого сына, и боялась, что в один прекрасный день она вырвется наружу.

— Неужто никто не бывает таким, каким видится со стороны? — содрогнулась Ренисенб.

— Почему же? — улыбнулся ей Хори. — Вот мы с Камени, например, такие, какие мы есть. Камени и я, мы оба…

Последние слова он произнес многозначительно, и Ренисенб вдруг осознала, что стоит перед величайшим в ее жизни выбором.

— …мы оба любим тебя, Ренисенб, — продолжал Хори. — Ты должна это знать.

— Однако, — не сразу возразила Ренисенб, — ты не противился приготовлениям к моему замужеству и не сказал ничего, ни единого слова.

— Для твоей же безопасности. Иза тоже считала, что я должен держаться в стороне, проявлять безразличие, чтобы иметь возможность неотрывно следить за Яхмосом и не возбуждать у него неприязни. — И с жаром Хори добавил: — Не забудь, Ренисенб, что Яхмос много лет был мне другом. Я любил его. И уговаривал вашего отца взять его в совладельцы и облечь властью, какой он добивался. Ничего не получилось. Он сделал это слишком поздно. И хотя в глубине души я не сомневался, что Нофрет убил Яхмос, я старался этому не верить. Я находил оправдания его поступку, на случай, если бы он все же его совершил. Он был мне очень дорог, Яхмос, мой несчастный, терзаемый уязвленным самолюбием друг. Потом умер Себек, за ним Ипи и, наконец, Иза… Я понял, что в сердце Яхмоса не осталось добра. Поэтому Яхмос и принял смерть от моей руки — он умер быстро и почти безболезненно.

— Смерть — всё время смерть.

— Нет, Ренисенб, у тебя впереди не смерть, а жизнь. С кем ты разделишь ее? С Камени или со мной?

Ренисенб смотрела вниз на долину и на серебристую полосу Нила. Перед ее глазами вдруг возникло смеющееся лицо Камени, такое же, как тогда, когда он сидел напротив нее в лодке. Красивый, сильный, веселый… Она опять почувствовала, как кровь быстрее побежала по ее жилам. Она любила Камени. Он займет место Хея в ее жизни.