Смерть пришельцам. Южный фронт

Когда пакгаузы расступились, Степан увидел земли, лежащие по другую сторону Старого Режима. С высоты холма хорошо просматривались возделанные поля, которые занимали не менее пяти гектаров. Радовал глаз этот пейзаж. Хоть кто-то осмелился возродить сельское хозяйство. Пахать наверняка приходилось, как при царе – или лошадь запрягать в плуг, или самому тянуть лямку. Но все равно – лучше уж так, чем вообще никак, чем перебиваясь с хлеба на воду охотой и огородничеством.

Вскоре Степан и казаки оказались у свежепобеленных стен конторы. Костоправ зашел внутрь, остальные остановились в тени. Из окна на человека в противогазе удивленно уставился молодой и рыжеусый денщик, сидящий за пишущей машинкой.

– Жинка атаманова рожает, – сказал, глядя в сторону, вислощекий. – Не до нас пока батьке.

– Да нам и подождать не трудно. – Лучко одарил Степана улыбкой, а затем передавил шланг противогаза. – Правильно я говорю, слоник?

– Николай! – Вислощекий тряхнул нагайкой. – Не балуй у меня! Накажу!

– Ладно вам, дядя Митя. – Лучко отступил. – Он все равно от костянки загнется.

– Костянка не подтверждена, – устало возразил Степан.

Скрипнула дверь, костоправ живо скатился по ступеням крыльца, протянул Степке респиратор.

Противогаз точно прикипел к лицу. Степану казалось, что он сдирает маску вместе с лоскутами кожи. Из раны на челюсти снова что-то побежало струйкой за ворот.

– Воды! – потребовал Степан.

– Поведут топить, там и напьешься, – ответил в своей манере Лучко.

– Сейчас… – нехотя протянул костоправ, а потом снова поднялся в контору.

Степан вдохнул полной грудью. Прогретый октябрьским солнцем воздух был свеж и вкусно пах овечьей шерстью, спелыми яблоками и теплой землей. Присесть бы на завалинке, привалиться щекой к теплому бревну и заснуть на часик-другой. А лучше – навсегда, потому что усталость такая была, что словами не описать. В голове все путалось: цифры загадочного кода, видения пустынной Каменки, вспышки выстрелов, мелькающая перед глазами степь.

– Пей, – услышал он словно издалека.

Пальцы сомкнулись на грубой глиняной кружке. Степан сделал крупный глоток. Отвар шиповника – прохладный и с легкой кислинкой – то, что нужно, для иссушенной, словно пустыня Каракумы, глотки.

Он от души напился, вытер рукавом рот, затем занялся респиратором. В школе на занятиях по гражданской обороне не раз приходилось иметь дело с подобными защитными средствами, но сейчас никак не удавалось справиться с ремнями. Перед глазами стоял туман, будто смотреть все еще приходилось сквозь очки противогаза. В итоге на выручку пришел костоправ.

– Верни «слоника»! – Лучко требовательно выставил похожую на ковш экскаватора ладонь.

Степка сначала было протянул маску, а затем его словно бес подначил.

– Сегодня я не подаю. – Он сунул противогаз под мышку. – Да и зачем он тебе? Я все равно в шланг наплевал.

Зачем было это делать? У Степана не было ответа. Просто надоело выполнять все указания, подобно пай-мальчику, оказавшемуся среди расслабившихся дембелей.

Лучко ощерился. В маленьких, будто вечно прищуренных глазенках блеснули огоньки.

– Не дури, Степан, – предупредил вислощекий.

– Право, как дети малые, – высказался костоправ.

– А пусть попробует отобрать, – упрямо процедил Степка.

– Дружок, на тебе живого места нет, – заметил костоправ.

– Все равно – пусть попробует… – Степка подразнил малорослого казака противогазом. Тот принял вызов, да и не было у него повода сомневаться в собственных силах. Продолжая улыбаться, одной рукой он схватил каменского юнца за грудки, второй потянулся к резиновой маске, которую Степка держал над собой, словно голову Горгоны, способную обращать врагов в камень. Степан покрылся испариной, в тот момент его больше заботило, сможет ли он просто не потерять сознание, а не победа или проигрыш в намечающемся поединке.

У Лучко были мощные руки, двигался он резко и уверенно, но Степану снова пришли на выручку боевые навыки, которые он долгие годы оттачивал на импровизированных тренировках с Вовиком, разбирая затертый учебник по самбо и уроки вольной борьбы, которые выходили в отдельной рубрике в «Советском спорте». Захват и подсечку он проделал почти на автомате, если бы еще силенки были на месте, то получилась бы вообще «картина маслом» – чистейшая победа, как на показательном выступлении. Лучко вцепился в Степкины плечи, будто клещ, и заставил его упасть на пыльную бетонку вместе с ним. Загремела шашка в ножнах, покатилась слетевшая с головы Лучко папаха. От удара о земную твердь Степан почувствовал, что задыхается. В груди что-то болезненно сжалось, не позволяя ни вдохнуть, ни выдохнуть. А Лучко тем временем подмял его под себя, оставив на лопатках.

– А мне он по душе, – сказал казак неожиданно; он легко встал, отряхнул папаху и водрузил ее обратно на голову. – Пусть оставит себе «слоника», если так хочет, мне противогаз все равно не нужен.

Его товарищи только похмыкали.

– Чем бы дитя ни тешилось… – проговорил кто-то с легкой брезгливостью.