Доктор долго и внимательно вслушивалась в Степкино дыхание, прижимая к его груди, а потом к спине холодный фонендоскоп. Степан скучал, ему хотелось поскорее увидеть Людмилу. Как она там? Наверняка тоже с контузией мучается… Жаль, ему запретили лишний раз говорить, что он нашел отца. Само собой, шила в мешке не утаить, но было высказано пожелание, чтоб он не распространялся о близком родстве с начальником СМЕРПШа Южного Фронта. В любом случае Степка мог сказать Людмиле, что жизнь налаживается и что у них все будет хорошо. Может, не сразу, но потом – обязательно будет. Он пожмет Людмиле руку и, как бы невзначай, задержит ее пальцы в своих. Он заглянет ей в глаза, и те скажут без слов, стоит ли ему надеяться, что он и она… Ну, после войны… Люда, правда, его старше, но кому какая разница? Что он и она… Люда, правда, ученая, а он – неуч, деревенщина. Нет. Наверное, даже пытаться не стоит. Ничего у них не получится. Птицы разного полета.
– Да уж… – протянула доктор безрадостно и отложила фонендоскоп. – Булькает, как каша в котле. Придется поколоть антибиотик.
– А точно нужно? – спросил Степан с сомнением.
– Точнее не бывает. Приспусти штаны, сейчас сделаем укольчик, а потом навестим твою красавицу. Что скажешь?
– Ла-а-адно. – Степан опустил комбинезон до колен.
Врач потерла ему ниже пояса смоченной спиртом ватой. Затем шлепком вонзила иглу. Но не в напряженную ягодицу, а чуть ниже затылка. Степана оглушил хруст кости, похожий на «белый шум» потерявшего волну радиоприемника. Кровь прилила к лицу, и была она горячей, как кипяток.
– Молчи, – сказала врачиха, дожимая поршень шприца.
И Степан молчал, хотя боль была такая, что глаза едва не вываливались из орбит, а зубы отбивали чечетку. Окружающий мир то заволакивало туманом, то, наоборот, он становился избыточно и даже безжалостно четким: становилась видна каждая шероховатость на стене палатки, каждая царапина на столешнице. Оставленные на доске шахматы превращались в страну бескрайних пространств и причудливых форм, в чужой, нечеловеческий мир вроде планеты пришлых, засмотревшись на который можно было навсегда лишиться разума.
Доктор выдернула иглу, Степан качнул головой. Он по-прежнему не мог произнести ни звука, хотя мысленно вопил от боли и требовал объяснений.
– Одевайся, – сказала врач. Степан подчинился, натянул и застегнул комбез. Он стоял, чуть дрожа, и ждал дальнейших указаний.
– Сейчас мы отправимся навестить твою подругу! – громко, чтоб это могли услышать остальные, объявила врач. Степан не двигался, ведь в этих словах не было приказа.
– Иди за мной.
И Степан пошел. Кузнец спал, пристроив щеку на подушку. Слышалось его ровное дыхание. Икар до сих пор не очнулся. Третий пациент – солдат-инженер со сломанной ногой – сидел на своей койке и со страдальческой миной на лице ощупывал бедро выше наложенного гипса, парень бросил жалобный взгляд на доктора и на Степана, бредущего, точно на привязи, но ничего не произнес.
Доктор откинула полог палатки и оказалась нос к носу со своим коллегой. Вокруг молодого человека еще витали клубы табачного дыма.
– Закончили? – спросил он дружелюбно.
– Да, – ответила врачиха. – Мы зайдем в соседний блок. Ты на хозяйстве.
– Добро, – кивнул коллега и проскользнул мимо Степки.
Снаружи был теплый вечер. Заходящее солнце перекрасило речные волны в золотисто-красный цвет. Продолжалась работа, не было ни одного праздно шатающегося человека. Урчали моторы. Ржали лошади, зарываясь копытами в грязь, они тащили тяжелогруженые повозки. Плацдарм жил, дышал, разрастался.
Степан следовал за врачихой. Ему не хотелось, но он ничего не мог с собой поделать. Оглядевшись, женщина развязала полог соседней госпитальной палатки и шагнула в темноту. Она отступила в сторону, пропуская Степана, а потом тщательно закрыла вход.
Степка стоял и молча ждал указаний. Ему хотелось сбежать. Но сразу же вернуться – правда, с автоматом.
– Снимай одежду, – бросила врачиха, не глядя на Степку. Она сунула в карман халата руку, вытащила маленький – можно спрятать в ладони – шар, по полупрозрачной поверхности которого плавали разноцветные разводы, похожие на нефтяную пленку на воде. Доктор положила шар на середину ладони, прикоснулась к его полюсу указательным пальцем другой руки и плавно повела кистью вверх. Шар разрастался, он точно прилип к подушечке указательного пальца.
Степан сбросил сапоги, выбрался из комбинезона, стянул тельняшку. Вещи падали на пол как попало. Шар тем временем стал еще больше, внутри его зародилось лиловое свечение. В его мерцании черты лица женщины утрачивали человечность, преображались в хищный демонический лик. Врачиха больше не держала шар между ладонями – он стал слишком большим. Мерцающий объект висел над полом сам по себе, его поверхность то и дело выпускала короткие щупальца молний. Прикоснувшись пальцем к переливчатому боку, врач сузила шар, превратила его в веретено высотой более полутора метров.