Глава 12
Элис решила закончить стирку и другие домашние дела пораньше, потому что к вечеру ждала в гости на чашку кофе девушку по имени Филиппа, которая тоже работала в Департаменте.
Сразу после обеда Элис вымыла голову и нанесла на волосы специальный бальзам, гарантирующий шелковистый блеск и легкое расчесывание, а также сияние, перед которым не сможет устоять ни один мужчина.
Затем постирала белье и развесила его на веревке над ванной, поменяла воду Соломону, наполнила его кормушку и положила новый лист промокательной бумаги на дно клетки. Она возила его к ветеринару, чтобы узнать, почему кенар не поет. Но ветеринар сказал, что с ним все в порядке и что он, возможно, просто не в настроении, и это пройдет.
Она надела чистую блузку и юбку и причесала волосы. Она решила, что выглядят они неплохо, что было истинной правдой, и что бальзам существенно их улучшил, что таковой не являлось.
Наконец, она прошлась по квартире и немного прибрала. Ей не хотелось, чтобы эта корова Филиппа с острыми глазенками, острым носом и такая же острая на язык, стала потом ехидно рассказывать подругам в офисе: "Это нужно видеть, дорогая, ну просто рай для неряхи..."
Филиппа была девушкой с лошадиной внешностью, всегда говорившей только про охотничьи вечеринки, охоту на лис и скачки пойнт-ту-пойнт. (Элис не была уверена в том, что такое пойнт-ту-пойнт, но не хотела вопросом выказывать свое невежество.) Второй интересующей ее областью были мужчины, которых она преследовала с такой же безжалостностью, с какой охотилась на лис.
Элис она не нравилась, но по доброте душевной она пригласила ее к себе, зная, что Филиппа переживала последствия неудачного романа – последний молодой человек ее бросил (если верить злобным слухам, ходящим по конторе, ради какой-то распутной женщины).
Элис только поставила на плиту чайник для кофе, как в дверь позвонили. Она вздохнула, начиная сожалеть о приглашении.
Снова раздался звонок. И вот он уже верещал не переставая.
– Да иду я, – раздраженно крикнула Элис, входя в крошечную прихожую, размером едва ли превосходящую стенной шкаф.
– Да что же это, в самом деле, – в сердцах сказала она, рывком открывая дверь.
На пороге, прислонясь к дверному звонку, стоял с закрытыми глазами мертвенно бледный и тяжело дышащий Ричард Эббот. С его левого рукава на коврик капала кровь. Он почти упал на нее.
– Ричард, – позвала она. – Ричард...
Он открыл глаза.
– Могу я... немного отдохнуть?
Он покачнулся.
– Голова кружится, – сказал он.
Она обняла его и, осторожно поддерживая, повела в гостиную.
"Он испачкал мою белоснежно чистую блузку", – пришла неуместная мысль. Она была сбита с толку и немного испугана, и поэтому не могла контролировать свои мысли и чувства. Но в глубине души она была счастлива. Это была единственная положительная эмоция, которую она практически мгновенно могла вычленить из бури чувств ее обуревавших. Была счастлива и знала это. Девушка чувствовала, что любовь, которую она старалась погасить в себе на протяжении двух лет, поднималась, как восходящее солнце, наполняя ее теплотой и нежностью, причиняя ей пока тихую боль, и была готова кричать от счастья. "Кричать будешь потом", – сказала она себе.
Она усадила Ричарда в кресло, и Эббот, откинувшись на спинку, снова закрыл глаза. Его дыхание стало легче, и лицо было уже не таким бледным, но внезапно его начала бить дрожь.
Элис принесла яркий мохеровый плед, подарок матери на Рождество, и накинула ему на плечи. Затем вспомнила про кипящий на кухне чайник, побежала на кухню и сделала горячий лимонный напиток, положив побольше сахара и плеснув немного виски.
– Вот, виски с лимоном.
Он сделал глоток.
– Как ты себя чувствуешь?
– Намного лучше.
– Что произошло?
– Попал в драку. С футбольными болельщиками.
– Когда допьешь, мы помоем тебя и осмотрим руку.
– По-моему, кровь больше не идет.
– Как это случилось?