Смерть ростовщика

– Понимаете? Я здесь дохну со скуки. Вдруг появляетесь вы. Такая возможность убить четверть часа! И я болтаю, не имея на это права. Здесь чужая контора и отношениями с прессой занимается другой человек. Я тут только для того, чтобы отвечать на телефонные звонки в отсутствие того парня и успокаивать посетителей. Но мне было так скучно!

Доверие за доверие, я бы должен был ему признаться, какой я журналист, но не стал этого делать. Мне подумалось, что при встрече двоих, из которых ни один не является тем, кем назвался, ничего кроме вранья не услышишь. Цирк есть цирк!

* * *

В этот день Морис Баду не стал оставаться в Национальном архиве до закрытия. Он закончил свои занятия и вышел много раньше.

Покончив с визитом к сонному юнцу из цирка, я вернулся на улицу Фран-Буржуа и увидел, как студент выходит из отеля Клиссон. Вместо того, чтобы отправиться домой, он по улице Архивов двинулся в сторону Сены. Впрочем, изменения в его программе не затрагивали моей. Я следовал за ним.

Он привел меня к магазину в ратуше. Но не сразу. По всей видимости, студент что-то обмывал. По пути к цели он останавливался во многих бистро. В магазине мы – он впереди, я за ним – спустились в подвальный этаж, где торговали садовым инвентарем, всем для дома и тому подобным. Студент приобрел разнообразные инструменты, среди которых я заметил нечто вроде складного заступа. Может, обнаружив один труп, он теперь собирается зарыть в землю другой? Вероятнее, он вычислил место, где хранится клад(?), на поиски которого его навели старинные документы, и он готовится приступить к раскопкам. Я пока не мог придумать другого объяснения. В конечном счете, этот малый с головой мыслителя должен был хорошо знать, что делает, и, возможно, клад существует на самом деле... Ведь нашли же что-то на улице Муффтар, в Сэн-Вандрий и других местах, разве нет?

* * *

Я так и не перезвонил отцу. Зато снова занял пост напротив жилища сына. Далеко за полночь он наконец вышел со своим неизменным портфелем.

В пропитанном историей квартале, где каждый шаг вызывает к жизни воспоминания, ночь и спокойствие сообщали странную торжественность пустынным улицам, овеваемым мягким ветерком, и мне казалось, будто я живу в давно прошедшую эпоху.

Безлюдье отнюдь не облегчало мою работу. Настолько не облегчало, что, сделав несколько поворотов в лабиринте улочек, знакомых ему наверняка как пять пальцев, студент просто-напросто ушел от меня. Осторожничал ли он, обнаружил слежку или просто его охраняла звезда новичков...

А дальше? За время моего непрошенного визита я, читая бумажки и заметки, узнал достаточно, чтобы более или менее точно определить, куда он направляется. Изабелла Баварская не из тех женщин, кого легко забывают. Я мог позволить себе роскошь здорово удивить Мориса Баду. И в случае чего потребовать кусок пирога.

А теперь к Башне Барбетт, как написал бы Александр Дюма.

* * *

Вытянув свой стройный силуэт на звездном фоне ночного весеннего неба, она стояла как страж на углу улицы Вьей-дю-Тэмпль. Новая крыша серой черепицы покрывала руины, давно подлежащие реставрации. Здесь и там в грубой каменной кладке нижнего этажа зияли бойницы. Ветер шевелил отклеившуюся киноафишу, заставляя трепетать тугую грудь изображенной актрисы. За исключением этого звука, похожего на страстное дыхание, стояла тишина. Абсолютный покой сошел на квартал. Даже привидения вели себя спокойно, не сотрясая свои цепи из опасения, что их примут за торговцев безделушками, предлагающих товар. Окна второго этажа, обрамленные скульптурным орнаментом, были заложены кирпичом. Но этажом выше проемы пустыми глазницами смотрели в темноту.

Я подошел к единственной низкой двери, ведущей внутрь мрачного зданиями насторожил слух. Тишина. Если Морис Баду и предавался земляным работам в стенах башни, то делал он это с удивительной скрытностью.

Где-то неподалеку торжественно прозвонил колокол. Эхо отразило звук, затем во вновь установившейся тишине, по контрасту еще более глубокой, асфальт звякнул под металлической набойкой. Это не был один из головорезов Жана Бесстрашного и не один из ночных сторожей – говорящих часов тех времен, которые будили спящих по всему кварталу, чтобы сообщить, что они могут отдыхать спокойно. Заурядный современный пьяница прошел, не заметив меня, по противоположному тротуару. Он удалился, покачиваясь, и его поглотила улица Оспитальер-Сэн-Жервэ.

Низкая дверь запиралась на висячий замок, которому я устроил проверку на прочность. Он буквально остался у меня в руке. Больше не колеблясь, я толкнул створку. Она повернулась на петлях с тонкой, почти неслышной жалобой. Закрыв ее за собой, я минуту постоял неподвижно, прислушиваясь во мраке. Понемногу я привыкал к темноте, кстати неполной. Смутный свет проникал с улицы сквозь верхние окна. Вывод: от перекрытий, разделяющих этажи, мало что сохранилось.

Я чиркнул спичкой. Потом еще и еще одной. Извел почти весь коробок. Из последовательных фрагментарных видений я составил представление о целом.