Смерть с отсрочкой

Ник сгорбился над рулевым колесом, глядя на свое отражение в боковом зеркале, лениво гадая, не стоит ли встать и уйти, бросив всю эту авантюру. Он замерз, устал, отчаялся, не зная, что Ленни думает точно то же самое. Днем Ник пытался вытащить из Сиднея полную историю, но старик вилял, как завзятый политик, отвечал вопросами на вопросы, произносил проповеди вместо исповеди. Ник в тюрьме мало чему научился, но стал весьма чутким к дерьму собачьему, которым от Сиднея разило, как от норфолкского пастуха. Шутливый толчок Ленни вернул его к насущной проблеме.

— Собираешься протянуть руку помощи или как?

Ник выглянул в ночь, мечтая увидеть луну. Лес как бы источал черное зло, расставляя в тенях ловушки и раздавая ложные обещания там, где обман можно было увидеть.

— Каков план?

Ленни закурил, присел на корточки у переднего крыла, всегда будучи на высоте перед практическими вопросами.

— Видишь? Надо приподнять и что-нибудь подложить под колеса — камни, всякое такое. — Он оглянулся по сторонам, попыхивая сигаретой. — Вот этим приподнимем.

— Это ствол дерева, — сказал Ник, глядя туда, куда указывал Ленни.

Ленни взглянул на Сиднея:

— Видите, мистер С.? В колледже нынче учат хитрым вещам.

— Как мы стволом приподнимем фургон?

— Рычагом, Никель. Сделаем большой рычаг.

— Ясно, — кивнул Сидней. — А в качестве фулькрума,[85] я полагаю, используем вон тот валун.

Ленни посмотрел на него:

— Не знаю, что вы с ним собираетесь делать, мистер С., но валун мы не будем использовать, потому что на него обопрется рычаг. Отойдите подальше, пока мы с Николасом передвинем бревно.

Понадобилось пятнадцать минут, чтобы правильно уложить бревно, и еще четверть часа, чтобы правильно разместить под ним валун. Ленни стоял рядом с собиравшим камни Ником, гадая, удастся ли уговорить Сиднея помочь ему поговорить с Гваделупе по возвращении. Он, конечно, не собирается исполнять ее просьбу убить дядю Пепе, но, возможно, ее устроит отвешенная старому дураку оплеуха. Хотя такой вариант лучше высказать на языке жестов — как-то не похоже, чтоб Сидней перевел предложение избить коллегу-пенсионера. Было бы идеально, если бы она вообще оставила эту тему, позволив ему сосредоточиться на ее же насущных потребностях, но чем дольше он ее не видит, тем сильней хочет пробить оборону. Если Ленни Ноулс в чем-то вообще разбирается, так это в женщинах. Подобный дар часто бывает проклятием, но он научился с ним жить. Ленни наблюдал за разъяренным Николасом с полными горстями камней и наконец не выдержал.

— Готов?

Сидней стоял в сторонке, писал на сосну, что проделывал, кажется, каждые полчаса или вроде того, напоминая Ленни потерявшегося в дождик пса, который метит каждое дерево, чтобы найти дорогу домой. Жалко, что не сделал этого семьдесят лет назад.

— Дальше что? — спросил Ник, явно раздосадованный тем, что ему пришлось основательно испачкать руки.

— Я спиной поднажму и подниму хреновину. Как только подниму, ты по моей команде — только по команде — наклонишься, сунешь камни под колесо, пока я удерживаю крепость. Готов?

То ли рычаг был размещен неправильно, то ли он был слишком коротким, но, чтобы приподнять фургон, понадобилось гораздо больше усилий, чем рассчитывал Ленни. Наконец, через двадцать минут пыхтения, проклятий, пролитого пота, с добавлением еще одного камня размером с футбольный мяч, колесо вылезло из ухаба.

— Давай! — заорал Ленни, налегая на рычаг каждой унцией собственного веса.

Ник метнулся вперед, сунул в яму ветки и камни. Раздался внезапный треск, и машина вылезла из колеи.

— Отличная работа! — обрадовался Сидней.

— Высокий класс, — хмыкнул Ник.

— Ох, проклятье, — простонал Ленни. — Сломал спину к чертовой матери.

Ник с Сиднеем уложили его на заднее сиденье и медленно поехали назад в гостиницу.

Ленни смотрел в стальную крышу, скрежеща зубами и взвешивая выгоды, полученные от травмы. Это всего лишь легкое растяжение, но, если как следует распорядиться, можно избавиться от трудов на неопределенное время, преследуя на свободе психопатку Гваделупе. Сочувствие с ее стороны гарантировано, а увечье избавляет от необходимости совершать убийство. Он полез за сигаретами, соображая, что в качестве раненого героя надолго обретает почетный статус, не нуждаясь в собственных деньгах, куреве и выпивке.

— Николас, — простонал он.

— Что?

— Раскури мне сигарету. Я тут умираю.

Ник раскурил «Винстон», Сидней передал сигарету назад, и Ленни затянулся с удовлетворением человека, который получил ранение, обеспечивающее отправку на родину. Почти надорвать спину — лучшее, что можно было сделать. Способ получения травмы безупречен. Падение с лестницы при отправлении малой нужды имело бы такой же результат, но без почета, сопутствующего героическим единоличным усилиям в заледеневших испанских горах. Ленни собственными руками спас дело, всем в фургоне это хорошо известно.

Однако на Гваделупе почетное увечье не произвело ожидаемого впечатления. Презрительно скривив губы и сардонически подбоченившись, она наблюдала, как Ник подает фургон задом ко входу в дом и открывает задние дверцы.