Смерть - штука тонкая. Афера Хавьера. Экстренный выпуск

— Элма Эддердейл приедет на следующей неделе. Кажется, в понедельник, вы это знали? Я люблю ее. Она остановится в Си-Спрей… Элма ведь ваша старая приятельница, верно? Да? Конечно, мне хотелось бы с ней повидаться. Я не стала приглашать ее сюда — она предпочитает одиночество, а в этот уик-энд у меня в доме будет полно гостей.

Одним глотком она прикончила коньяк.

— Друзей и знакомых, — добавила она как-то неопределенно, глядя в окно на площадку для гольфа, золотившуюся под полуденным солнцем.

— Я хотел бы… — начал я, стремясь скорее перейти к делу.

— Не выпить ли еще? Да, полагаю, я могу себе это позволить. Мне это полезно, потому что доктор говорит: глоток коньяку перед обедом разогревает кровь.

Я налил ей коньяка в стакан для коктейля в такой дозе, которая, как мне казалось, могла довести ее кровь до кипения. Двумя изящными, чисто женскими глотками она добралась до дна стакана, и я понял, в чем состоит ее проблема. По крайней мере, одна из проблем. В любом случае выпивка пошла на пользу: глаза ее блестели, когда она поставила стакан и сказала:

— Мне нравится смешивать, а вам?

— Что смешивать, миссис Виринг?

У меня было такое чувство, что мы работаем на разной волне.

— Конечно, людей. Что же еще? — Хозяйка ослепительно улыбнулась, сверкнув белоснежными дорогостоящими зубами. — В этот уик-энд я попыталась собрать интересных людей… а не только принадлежащих к светскому обществу… хотя, конечно, все они люди светские. Здесь Брекстон. — Она сделала паузу, переваривая коньяк.

На меня это, безусловно, произвело впечатление… Или, пожалуй, точнее было сказать, что я удивился. Уровень моего интереса к современной живописи находился где-то на отметке между нулем и минус десятью, но, крутясь в модных кругах Нью-Йорка, я нахватался поверхностных знаний и мог без особого напряжения отличить импрессионизм от экспрессионизма.

Брекстон был одним из модных героев 57-й улицы. Сейчас его картины выставлялись во всех музеях. Каждый год журнал «Лайф» устраивал своим читателям прогулку по его студии, получая к немалому огорчению тонну писем, в которых говорилось, что могли бы придумать что-нибудь получше, чем тратить место на парня, чьи картины не лучше пачкотни малышки Сью из четвертого класса. Брекстон весьма профессионально распределял свое время, и меня удивило, что он собирается появиться у миссис Виринг. Но тотчас же стала ясна и причина этого.

— Его жена Милдред — моя племянница, — сообщила хозяйка, изящно слизывая кусочки льда, чтобы не пропало ни капли коньяка. — Какой переполох поднялся в семье, когда десять лет назад она вышла за него замуж! Но откуда нам было знать, что он станет таким знаменитым?

Я позволил предположить, что всегда велика роль случайности.

— В любом случае, ужасно приятно, что они будут здесь. Он совсем не навязчив, хотя должна сказать, что люблю живопись и художников и не жду от них, чтобы они походили на обычных людей. Я хочу сказать, ведь они отличаются, верно? Они вовсе не такие, как мы.

«Дорогуша, говори только за себя», — мысленно сказал я, коротко кивнув в ответ. Мне было интересно, имеют ли Брекстоны что-нибудь общее с делом, по поводу которого меня пригласили на уик-энд. Может, в этом приглашении заключалась какая-то хитрость? Однако я решил промолчать.

Миссис Виринг налила себе еще бокал коньяка. Я с восхищением отметил, что рука ее при этом оставалась безупречно тверда. И все это время она болтала не переставая.

— Еще здесь сейчас Клейпулы. Очень симпатичные люди… Они из Ньюпорта, вы, конечно, знаете. — Хозяйка одним глотком выпила коньяк и вернулась к креслу. — Это брат и сестра, и они удивительно преданы друг другу, что такая редкость в наши дни. И ни один их них не создал семьи, хотя у обоих, конечно, было множество предложений.

Это смахивало на пациентов доктора Кинси или, может быть, даже доктора Фрейда, но я продолжал слушать, а миссис Виринг продолжала рассказывать, какая они прекрасная пара, как они вместе путешествуют, как вместе покровительствуют искусствам. Я что-то смутно о них слышал, но не имел ни малейшего представления, сколько им лет и какому виду искусства они покровительствуют. Миссис Виринг полагала, что я знаю всех, кого знает она, и потому совершенно не заботилась что-то объяснить. Хотя это не имело особого значения: я полагал, что мои обязанности не будут иметь ничего общего с ее коллекцией гостей.

Хозяйка уже рассказывала мне о последней из приглашенных, — речь шла о писательнице Мери Вестерн Ланг, — когда дворецкий быстро и молча пересек без всякого предупреждения комнату и что-то прошептал ей на ухо. Она кивнула и жестом отпустила его, не дав никаких указаний.

К моему облегчению, то, что он сказал, — что бы это ни было, — словно завернуло кран. Миссис Виринг неожиданно повела себя весьма деловито, несмотря на легкий алкогольный румянец, проступивший из-под слоя косметики.