Смерть швейцара

— Вы шутите? — высоким птичьим голосом произнес директор и рассмеялся чирикающим смехом. — Это картина советской эпохи. Мазня членов нашего союза художников. Какое она может иметь отношение к вашей выставке? — Слова Аристарха настолько его развеселили, что он еще некоторое время махал крохотными, в чернильных пятнах ладошками.

Аристарху удалось разглядеть на письменном столе директора старинную бронзовую чернильницу в виде русской избы с откидывающейся крышей, и он пришел к выводу, что хранитель первозванских древностей все еще пользуется для записей чернилами и деревянной ручкой-вставочкой.

— Вы вот, Константин Сергеевич, ругаете советский период и смеетесь над первозванской школой живописи, но между тем мы не обнаружили в залах сколько-нибудь стоящих работ дореволюционного периода.

— Ха-ха-ха, — вновь залился смехом директор. — Она смеет об этом говорить! А между тем кто, как не вы — первозванские дворяне — лишили меня лучшей части коллекции! Все самое ценное, что у меня было, перекочевало в здание Дворянского собрания. Слава Богу, на время.

— Да мы вовсе не первозванские дворяне, — начал было Аристарх, но Ольга сделала ему знак и он замолчал.

— Не могли бы вы нам напомнить, что именно попало в Дворянский клуб на вернисаж, — старательно гнула свою линию Ольга. — На открытии выставки было так много народу, что к картинам было не подойти.

Порывшись среди папок у себя на столе, Константин Сергеевич извлек одну весьма важную на вид бумагу, украшенную печатями и подписями, и зачитал список из шестнадцати работ, среди которых значились картины известных русских художников Боровиковского и Рокотова.

— Вы только вдумайтесь в эти имена, — вновь по-павлиньи вскричал директор, с такой силой припечатывая список пресс-папье, что деревянные ручки и карандаши у него на столе подскочили в стаканчике, а Ольга вздрогнула. — Ни в Третьяковке, ни в Русском музее таких картин нет, а у нас — есть!

— А может ли быть такое, чтобы работа, представляющая хотя бы какую-то ценность, прошла мимо вашего внимания? — спросила Ольга, с опаской поглядывая на пресс-папье.

— Не может, — выкрикнул Константин Сергеевич. — Каждую картину этого периода я самолично облизал и обнюхал — до сантиметра!

При этих словах Аристарх, вспомнив энтузиазм, проявленный Ольгой, с насмешкой на нее посмотрел. Девушка, однако, не обратила на это ни малейшего внимания и продолжала наседать на директора.

— А что вы можете сказать о русском авангарде? Вот, к примеру, чем знаменит «Этюд № 312», выполненный в духе модного тогда супрематизма? Он ведь тоже есть в вашем списке? — Ольга закинула ногу на ногу, придала себе индифферентный вид и приготовилась слушать.

Бурное волнение в душе директора мигом улеглось и обратилось в свою противоположность, то есть в штиль. Он благонравно сложил перед собой ручки и равнодушно произнес:

— Ничем не знаменит. Работа плохая, я бы сказал, любительская. Автора не знаю — да и, признаться, знать не хочу. Не пойму, зачем ваш Меняйленко ее затребовал? Мода, что ли? Сейчас русское «арт нуво» начала века снова в большом фаворе.

— А вы не заблуждаетесь? Не сказалось ли ваше неприязненное отношение к авангарду на оценке картины? — вступил в разговор Аристарх, желая оказать посильную помощь Ольге.

— У меня нет неприязненного отношения к русскому авангарду. Малевича, Кандинского, Сутина или вот Филонова я очень уважаю. Я не уважаю одного — халтуры и полной беспомощности в том, что касается цвета и формы. Впрочем, — заметил директор, поднимая на гостей глаза, снаряженные линзами дальномера, — на этот счет существуют и более авторитетные мнения, если вам недостаточно моего. Вот, почитайте. Пять лет назад у нас была последняя опись, причем для этого к нам приезжал эксперт из Москвы. — Константин Сергеевич к ужасу Ольги снова взялся за пресс-папье и пристукнул им по столу, словно в подтверждение своих слов, после чего вынул из папки и протянул гостям несколько листков, предварительно отчеркнув в них карандашом несколько строк. Ольга и Аристарх склонились над бумагами.

— М-да, — разочарованно хмыкнула Ольга. — Здесь сказано — «художественной и исторической ценности не представляет». — Но ведь ценность картины далеко не всегда определяется официальной реляцией. Существует еще и такое понятие, как спрос. Какова, по-вашему, рыночная цена картины?

Константин Сергеевич задумчиво почесал острием карандаша свою голову-дыньку.