Смерть швейцара

Впрочем, — сказала она себе, — что-то я уж слишком о нем пекусь. Его как раз никто никуда не посадит. У него связи, знакомства, деньги, наконец. Выпутается. Это мне сидеть придется, дурочке, если нас схватят на месте преступления. А может, и не придется, — стала успокаивать она себя. — Мы же не станем грабить комнату. Там и грабить-то нечего — нищета одна. Поищем кое-что — и назад. Ну, замок сломаем, ну залезем — и все. Припаяют нам, в худшем случае, статью за мелкое хулиганство — так мы штрафом отделаемся: сейчас за такие дела чаще всего штрафуют...»

— Что это вы там шепчете? — спросил Аристарх, осторожно обнимая Ольгу за плечо. — Молитесь, что ли? Не поможет. Господь такое дело бы не одобрил.

— Да не молится она, а переживает, — пояснил шофер и улыбнулся. — Да и вы, Аристарх Викентьевич, тоже малость приуныли. Что, нелегко впервой на такое дело идти? Коленки трясутся? Ничего, привыкнете. Это только поначалу так. — Вдруг шофер сделался серьезнее и уже совсем другим, деловым тоном, произнес: — Никакого перочинного ножа вам не нужно. Топорик нужен и фонарь. Чтобы электричества в комнате не зажигать. А то соседи увидят свет под дверью, перетрухают и вызовут ментов. Хотя, — он снова заулыбался и даже повернулся лицом к пассажирам, словно забыв, что машина шла под семьдесят, — может, и не вызовут. Телефона-то у них нет. Так что если услышите, что соседи всполошились, сразу бегите к машине.

— А вам, Петрик, не интересно знать, почему мы хотим залезть в комнату покойного? — спросила Ольга.

— В самом деле, просветите нас на этот счет, — с иронией заметил Аристарх и нервно прикурил свою греческую сигарету. — Я в этом смысле осведомлен не больше нашего уважаемого водителя.

— Не надо меня просвещать, — резко бросил Петрик. — Раз лезете, значит, вам надо. Александр Тимофеевич учил меня не слушать, о чем говорят пассажиры на заднем сиденье, и я его науку чту. Топорик и фонарь я вам дам и на улице в машине подожду. Но очень вас прошу, оставьте свои секреты при себе.

Ольга и Аристарх были несколько обескуражены отповедью водителя и всю остальную часть пути хранили молчание, хотя и понимали, что Петрик абсолютно прав.

«Мерседес» сбросил скорость в самом начале Заболотного переулка и, едва урча мотором, двинулся к предназначенному для сноса двухэтажному дому. Заехав на тротуар сбоку от дома так, чтобы оказаться в густой тени, которую давала его бревенчатая стена, Петрик остановил «Мерседес» и погасил фары. Черная машина растворилась в темноте, и ее было почти невозможно разглядеть с проезжей части улицы. На Петрика мог напороться разве что случайный пешеход. Но людей вокруг не было. Чтобы убедиться в этом, а заодно и понаблюдать за темным провалом арки, укрывавшей дом, где жил Ауэрштадт, Ольга и Аристарх некоторое время просидели в салоне, изучая открывавшийся перед ними вид. За те несколько минут, что они провели в машине, ни одна живая душа не прошла мимо, ни один человек не вошел в арку, располагавшуюся через улицу наискось от того места, где стоял «Мерседес».

— М-да, «дом, улица, фонарь, аптека», — пробормотал Аристарх и вылез из машины, сделав знак Петрику следовать за ним. Мужчины старались двигаться тихо и не хлопать дверьми и крышкой багажника. В багажнике хранились топорик и фонарь. Аристарх обошел «Мерседес» сзади, открыл дверцу и помог выйти Ольге. Петрик сел обратно в салон и приготовился ждать, а Ольга и Аристарх двинулись через улицу к черному провалу арки. Они не успели сделать и трех шагов, как услышали тихий посвист Петрика и, как по команде, повернулись к нему лицом.

— Надеюсь, вы помните, что после смерти одинокого жильца его квартиру опечатывают? — негромко произнес тот и, не сказав больше ни слова, поднял стекло.

Молодые люди чинной поступью пересекли улицу и нырнули в полукружье арки. Со стороны они походили на семейную пару, возвращавшуюся из гостей. Ольга держала Аристарха под ручку, а он, в свою очередь, другой рукой незаметно поддерживал топорик. Собилло засунул его за брючный ремень. Фонарь же лежал в кармане пальто и при каждом шаге похлопывал Собилло по бедру.

— Что это Петрик сказал про опечатывание? — прошептала Ольга. Судя по всему, слова водителя сулили дополнительные осложнения, и она хотела знать, как это могло отразиться на задуманном ею плане. Под ногами у них скрипел снег, и звук шагов гулко отдавался в пустынном дворике, окруженном со всех сторон кирпичной стеной забора.

— Он лишь намекнул нам, что если мы сорвем с двери печать, то это будет уже не мелкое хулиганство, а уголовное дело.

Ольга зябко поежилась, но упрямо продолжала идти туда, где тускло горели занавешенные окна дома. Трудно было поверить, что всего четверть часа назад минуло восемь вечера — до того пустынно выглядела вся округа.